Весной 1921 года А.А. Блок приводил в порядок свой архив, библиотеку, просматривал книги, журналы, перечитывал, переоценивал читанное когда-то... Журнал "Народоправство" издавался с мая 1917 года по февраль 1918, вышло 24 номера, в нем печатались М.М. Пришвин, А.Н. Толстой, Б.К. Зайцев, Г.И. Чулков, В.И. Иванов, А.М. Ремизов. Перелистав и перечитав полный комплект журнала, Блок записывает в дневник 7 марта 1921 года: "Интересны записи "солдатских бесед", подслушанных каким-то Федорченко - отрывки (№ 9, 10, II, 12, 13). Это самое интересное". "Правдиво и совестно" - так оценивает Блок эти записки.
"Какой-то Федорченко" - писательница Софья Захаровна Федорченко (правда, ее писательский путь только начинался, и отмеченные Блоком "солдатские беседы" были одной из первых ее публикаций). С.3.Федорченко (1888-1959) родилась в Петербурге, в семье инженера, окончила юридический факультет Киевского университета, в 1914 году пошла сестрой милосердия на фронт, на передовые позиции. "Попала в самую гущу, - вспоминала она потом, - проделала наступления и отступления, видала и победы и поражения. Все было одинаково ужасно и непоправимо". Империалистическая война, потом Гражданская... Тысячи людей повстречала Федорченко за эти годы на своем пути, переслушала множество солдатских рассказов. Перед ней предстала широкая панорама народной жизни, величественная, противоречивая, страшная, где боль и радость, низость и величие духа, жестокость и доброта, трагедия и комедия стояли рядом и смешивались одно с другим. Федорченко была потрясена увиденным и услышанным и начала записывать солдатские речи. "Записывала ежедневно, - рассказывает Федорченко, - по возможности точно, все то, что чем-нибудь останавливало мое внимание". Затем писательница объединила свои записи в книгу "Народ на войне", расположив их по тематическим главкам.
Два первых тома книги Федорченко "Народ на войне" издавались однажды, в 1920-е годы, сейчас они библиографическая редкость, третий опубликован в "Литературном наследстве" (т.93, 1983 г.). Среди главок книги "Народ на войне" есть и заключающая в себе высказывания о Москве, она так и названа - "Москва".
Приводимые Федорченко высказывания солдат о Москве ярки, метки, образны, многие из них по-настоящему пословичны. Может быть, где-нибудь они и бытуют в виде пословиц.
Вот некоторые записи, включенные писательницей в главку "Москва".
"Эх, Москва моя, златоглавенькая! Кто ты, а? Царевна-королевна? Так нет! В нарядах, а простому человеку открытая.
Купчиха ты, что ли? Куда там! Крупичата, да не чваниста. Ученая ты волшебница или как? Так и тут не выходит, - мудра-умна Москва, да сердечная. И не царевна ты, королевна, и не купчиха ты, и не волшебница. Ты, Москва, девица-красавица, вот ты кто! Взглянешь на тебя - полюбишь; полюбишь - беречь станешь; отойдешь от тебя - сердце высушишь! Кто с Москвой, тот у Москвы в полюбовниках.
Москва! Жил я в ней с рождения и до этой Немецкой войны. Учился в городском училище. Потом сапожничал, пил, охальничал. И только было я с нужными людьми встретился, толк понимать стал, как война. Взяли. Кой-как отвоевался, и вот к вам. Но Москву, ох! помню. Вот кончим здесь разных врагов, все московские в Москву вернутся, под ее сорок сороков. Да всех ее тысячу дураков переучим наново. А потом разукрасим свою Москву, как игрушечку, всем Парижам на зависть!
Москва! Имя-то у нее какое, не глухое, звонкое, как благовест. А как ты ее поймешь? Чай, не деревня Малиновка, на восемь дворов да двое коров.
Вот: говорят старики: "Москва - сердце, Питер - голова". Мы же так думаем, то самое, за что воюешь, и не в городах вовсе, а во всех повсюдах. В том главное, какие в тебе самом сердце и голова. Если правильные - Москву с Питером отвоюешь. А нет в тебе чести настоящей - так тебе ни сердце московское, ни распитерская голова ни в чем не помощь. Москву-то с Питером тоже ведь люди строили, не Бог их делал.
Москва не пугливая, закаленная. Она и по улицам, бывало, воевала голыми рабочими руками. Только так дело стояло: у царя арсенал, у Москвы ткацкие станочки. Оттого и удачи не было. Теперь переместилось, арсенал свой, гуляй, Москва, твое время.
Москва! И слово-то как бы близкая родня, как бы бабушка ласкова дитятей тебя колыскает, поползнем тебя остерегает, подросточку тебе сладкий пряник сует, взрослого тебя настоящей чести учит. На то и Москва.
Москва, скажу тебе, это не всякий городок! Рождена Москва в богатырские времена, всю нашу страну она своими людьми-богатырями осторожила и сохранила. От татар отбила, панов выгнала, французов заморозила и сожгла. И от чумы, есть такой рассказ, Москва Русь спасала. Это все в прежние, далекие года. Так неужто Москва своему народу теперь помощи не даст? Царь-то хоть и в Питере был, а вот увидишь, что это Москва его сместила. Это потом все узнается.
Я московский, сорок сороков, кобыла без подков, Хитровка, Петровка, пустая бадья. Московский я! Чем держусь, ни прежде не ведал, ни теперь не узнал. Думаю, только Москвой и держусь. Москва крепка, Москва сила, Москва сердцу мила.
Вот мечусь я, а метала не вижу. А что в Москву меня метнет, этого не минуть. Москва клей, на нее что ни лей, все прилепится. Московского человека на Москву первый попутный ветер нанесет, на это вся моя тоска-надежда.
У Москвы закоулочки-переулочки, тупички-старички, церковушки-старушки, на макушке ушки, соборы да воры, жулья, как в ельне муравья! И спиртным шибает, ажно до самых Новодевичьих. А вот удивляюсь я при сем при этом, что не из Москвы воля, а из Питера. Такая наша Москва прокуратница.
А что Москва? может, людей-то в ней тыщи, а человека с огнем не сыщешь. Москва, она тоже канарейка. Если б ей один головастый человек зерна не подсыпал, не было бы твоей Москвы, с голоду бы померла. Что тело без души, что город без настоящего человека. А ты - Москва.
Москва - голова, Москва - умница, Москва - привередница. Ей что царь, что пристав, все едино, ее не обманешь. Она нас, своих детей, ждет и на дело посылает.
В Москве людей, что на дубе желудей. И как дубки, те люди крепкие, негниючие. Ты не смотри, что я тебе по пуп, зато ум во мне не глуп, московский.
До чего ж эти московские себя уважать велят! То ли смелы, то ли умны, то ли удачливы. То ли Москва по-особому своим деткам мать".
Как бы в дополнение к записям Софьи Федорченко попалось мне еще одно солдатское, времен Первой мировой войны, высказывание о Москве.
В московском журнале "Русская иллюстрация", начавшем выходить в феврале 1915 года, в первом номере напечатан очерк Н. Огнева (в будущем писателя, ставшего широко известным уже в советские годы повестью "Дневник Кости Рябцева") "Стихи из солдатской котомки" - о раненом солдате, с которым автор беседовал в одном из московских госпиталей.
Молодой литератор пришел побеседовать с раненым солдатом о войне, о боях. Солдат - крестьянин из саратовской деревни Григорий Павлович Воинов - рассказал ему об атаке на австрийском фронте под Люблином, как шли они брать какую-то высотку, и австрийцы их обстреляли из пулеметов. Его самого ранило в левую руку навылет, а вот ротного писаря, который шел рядом, убило...
Но затем разговор принял совсем другое направление: солдат достал из своей котомки тетрадку, в которой оказались его собственные стихи. Н. Огнева стихи заинтересовали: были они не очень умелы, и с правописанием не все в порядке, но зато искренни.
Воинов в своих стихах, по большей части написанных размером какого-либо широкоизвестного стихотворения или популярной песни, рассказывал о фронте, о боях:
На русско-австрийской границе,
В ущельях дремучих лесов
Кровавые льются потоки
И слышится крик голосов.
От выстрелов гром не смолкает;
Деревни и села горят,
И в воздухе рвутся шрапнели,
И землю взрывает снаряд...
Пишет солдат и о родном доме, о деревне, о крестьянке, которая тоскует за сотни верст от поля сражения, полная предчувствием, что ее муж погиб в бою, и на вопросы детей отвечает:
- Чует мое сердце -
Ваш отец погиб,
На кровавой ниве
Он в могиле спит,
И никто не может
Его разбудить...
В Москве Воинов оказался впервые, да и то потому, что попал на московский санитарный поезд, доставивший его в лазарет. В Москве он сердцем понял, что недаром ее называют "матушкой", и об этом тоже написал стихи:
Хороша ты, Москва белокаменная!
Ты - как родная мать русским воинам...
...И в пыли и в грязи, не обмытые,
Все стремятся к тебе, чтоб покоя найти...
Всех встречаешь ты их, белокаменная,
И готовы для них углы теплые...
...В лазареты кладут и ухаживают,
Как за малым дитем матерь родная...
Стихами Воинова, видимо, заинтересовались врачи лазарета, собрали деньги и тогда же, в 1915 году, напечатали небольшой, в 27 страничек его сборник "Песни раненого солдата", на титуле было указано: "Издание Районного лазарета". Правда, кроме этого одного сборника стихи Григория Воинова больше не печатались, да и трудно было ожидать, что он станет профессиональным поэтом, а о Москве он все равно написал хорошо, от сердца.
Главная