В современном словаре русской фразеологии это выражение объясняется так: "Шутливое. Приглашение присоединиться к компании".
Приглашение "Милости прошу к нашему шалашу" бытует в русском языке, по крайней мере, около пяти веков, но за это время оно изменило свое содержание: москвич XIX - XX веков употреблял и употребляет его совсем в ином случае и вкладывает в него иной смысл, чем москвич XVII века. Для уяснения его первоначального значения необходимо обратиться к истории и заглянуть в XVII век.
Но начнем с современности. Истинное значение выражения "Милости прошу к нашему шалашу" в речи современного москвича не совсем то, которое приписывает ему уже цитировавшийся словарь русской фразеологии. И опять-таки для его выяснения тоже придется обратиться к истории, правда, не такой глубокой.
Что такое "шалаш"? Академический "Словарь русского языка" в 4-х томах (1984 г.) объясняет: "Временная небольшая постройка для жилья из жердей, кольев, покрытая ветками, соломой и т.п.". Словарь В.И. Даля (1861 г.) дает в общем то же объяснение: "Балаган, сень, куща, конура, наскоро сделанный в лесу или в поле приют из подручных припасов". То есть и тот и другой словари называют шалашом временное, неблагоустроенное жилье или убежище, и никакого другого значения этого слова они не знают. Поскольку В.И. Даль собирал материалы для своего словаря в 1820- 1830-е годы, то эту дату можно считать датой, когда однозначность слова "шалаш" уже прочно утвердилась в "живом великорусском языке".
Всем известна пословица "С милым рай и в шалаше". Вот уже более 180 лет она ходит по Руси. Эта пословица принадлежит к числу литературных цитат и прошла через полтора с лишним века без изменений - случай редкий и свидетельствующий о том, что автору посчастливилось найти слова, точно соответствующие заложенной в них мысли.
Это выражение - цитата из стихотворения "Русская песня" Н.М. Ибрагимова (1778-1818) - малоизвестного поэта, профессора Казанского университета. Он получил образование в гимназии при Московском университете, затем окончил Московский университет. Годы учебы Ибрагимова в Москве пришлись на золотое время русского сентиментализма, центром которого стала древняя столица. Как раз в эти годы Н.М. Карамзин пишет и печатает "Бедную Лизу", а в поэзии самым популярным и любимым становится жанр сентиментальной песни: в Москве тогда увидели свет известнейшие песни И.И. Дмитриева "Стонет сизый голубочек", Ю.А. Нелединского-Мелецкого "Выду я на реченьку" и "Ох, тошно мне", Н.М. Карамзина "Законы осуждают предмет моей любви", Н.И. Жемчуговой "Вечор поздно из лесочку", А.Ф. Мерзлякова "Среди долины ровныя" и другие. Ибрагимов в своем творчестве предстает типичным сентименталистом, такова же и "Русская песня", напечатанная в 1815 году:
Вечерком красна девица
На прудок за стадом шла;
Черноброва, белолица,
Так гуськов своих гнала:
Тига, тига, тига,
Вы, гуськи мои, домой!
Не ищи меня, богатый:
Ты постыл моей душе.
Что мне, что твои палаты?
С милым рай и в шалаше!
Тига, тига, тига,
Вы, гуськи мои, домой!
Для одних для нас довольно:
Все любовь нам заменит.
А сердечны слезы больно
Через золото ронить.
Тига, тига, тига,
Вы, гуськи мои, домой!
"Песня" была положена на музыку несколькими композиторами, в том числе Павлом Булаховым, и получила широкое распространение. Писательница А.А. Фукс в своих воспоминаниях писала об Ибрагимове: "Одна из его "Песен" обошла положительно всю Россию: целые поколения различных классов распевали ее и не подозревая имени автора". И, действительно, в архивах фольклорных энциклопедий хранится много записей этой песни как народной.
Но как ни велика была популярность "Песни", она не сравнима с пословичной общеизвестностью строки из нее. Особенно пришлась она ко двору в Москве и усвоилась московской народной речью. А.Н. Островский, как известно, для речи персонажей своих пьес отбирал самые характерные, самые употребительные в этом классе и слое общества слова и выражения. Находим у него и ибрагимовскую строку. В "Бедной невесте" происходит такой разговор: "Милашин. Нам будет жить нечем: у меня нет состояния, у нее также. Мерич. А любовь? С милым рай и в шалаше".
В XVIII и первой половине XIX века старинное выражение "Милости прошу к нашему шалашу" пропадает в живой речи и вновь возвращается в нее ближе к концу XIX века. Вызвано это было социальными условиями - ростом в обществе среднего и служилого разночинного сословия - обитателей не домов, а квартирок, комнат, углов. Как часто в рассказах конца XIX - начала XX века из жизни этого сословия встречается эпизод: герой приводит кого-то к себе домой и с горькой, но бравурной самоиронией рапортует: "Вот-с мои хоромы-с". Ирония разъедает сознание, и человек, естественно, ищет от нее противоядие, и вот тут-то уничижительное "хоромы" обретает себе альтернативу с совершенно другой - утешительной и ободряющей - системой отсчета тех же ценностей: если ту же квартирку назвать "шалашом", то снимается претензия на роскошь, на "хоромы", и при этом на фоне популярнейшей пословицы "с милым рай и в шалаше" (а фольклористы отметили, что в конце XIX - начале XX века вдруг опять широко запели ибрагимовскую песню) подразумевается, что хотя дом и не велик, и не роскошен, зато в нем царит мир и любовь, зато он доброжелателен и гостеприимен. Именно этот смысл и вкладывался в приглашение в гости, в дом (а не в компанию): "Милости прошу к нашему шалашу". В Москве это выражение привилось и стало истинно московским, потому что подобное гостеприимство было исконной и характерной чертой московского быта, державшейся, несмотря ни на что, вплоть до Отечественной войны 1941-1945 годов, но потом обстоятельства жизни свели на нет эту привлекательную и добрую особенность московской жизни, как, впрочем, и некоторые другие...
Ну а теперь пора обратиться к исконному историческому значению выражения "Милости прошу к нашему шалашу".
Адам Олеарий совершенно справедливо назвал московские торговые ряды улицами. Это действительно были улицы, сплошь занятые различными торговыми помещениями, носившими и разные названия.
Основной вид торгового помещения - лавка, то есть специально построенное каменное или деревянное строение, внутри которого производилась торговля. "Лавка" имела установленный законом размер: 2 сажени в ширину и 2,5 в длину, то есть 4 м х 5 м. Такую "лавку" содержать было по средствам только богатым купцам, поэтому в описях чаще встречаются торговые помещения меньшего размера: полулавки, четверь лавки, осьмая лавки. Кроме собственно лавок, в рядах имелись также "погреба", "ящичные места", "рундуки", "скамьи", "кади", "бочки", "шалаши".
"Шалаш" представлял собой небольшой бревенчатый сруб, передняя стенка которого открывалась, и торговля велась через это отверстие. По окончании торговли откидная стенка запиралась на замок. К "Путешествию в Московию" Адама Олеария приложен широко известный и часто воспроизводимый рисунок "Лавка башмачника в Москве". На нем как раз изображен "шалаш". Продавец находится в шалаше, покупатель снаружи. Вы видите, с каким призывным жестом протянута на рисунке рука продавца к покупателю, и этот жест сопровождался призывом купца: "Милости прошу к нашему шалашу!" Именно "к шалашу", а не "в шалаш". В XVIII веке торговые ряды в прежнем их виде перестали существовать, "шалашей" не ставили, и само их название ушло из речи. Правда, форма "шалаша" как торгового помещения сохранилась и до сих пор: подавляющее число коммерческих киосков по сути дела "шалаши".
Главная