"Словно Мамай воевал", "словно Мамай прошел", "словно после Мамаева побоища" - эти выражения, означающие крайнюю степень разорения, опустошения, пришли в современную речь из времен татаро-монгольского ига.
"Опыт этимологического словаря русской фразеологии" Н.М. Шанского, В.И. Зимина, А.Ф. Филиппова (М., "Русский язык", 1987), считая эти выражения "исконными", то есть собственно русскими, объясняет: "По имени татарского хана Мамая, совершившего в XIV веке опустошительное нашествие на Русь и разгромленного русским войском в Куликовской битве (1380 г.)".
Имел в виду хана (вернее: военачальника-темника) Мамая, предводителя татар в Куликовской битве, и П.П. Ершов, когда писал в "Коньке-горбунке" - "русской сказке в трех частях":
Утро с полднем повстречалось,
А в селе уж не осталось
Ни одной души живой,
Словно шел Мамай войной.
Точно так же и А.Н. Островский в комедии "Правда - хорошо, а счастье лучше" в реплике Мавры Тарасовны подразумевает этого же татарского военачальника XIV века: "Оглядись хорошенько, что у нас в саду-то! Где же яблоки-то? Точно Мамай с своей силой прошел - много ль их осталось?"
Объяснение этимологического словаря на первый взгляд очень убедительно, а литературные примеры подтверждают его правоту. Но обращение к историческим фактам вызывает сомнение в правильности такого толкования.
И Ершов, и Островский говорят о завоевателе-победителе, который пришел, разорил и пошел дальше. Исторический же Мамай потерпел полное поражение, бежал и был убит своими же воинами. О потерях, которые понесло татарское войско в Куликовской битве в "Сказании" современника написано: "Поле же Куликово - не бе видети порожнего места, но все покрыто человеческими телесы: христианы, но седморицею больши того побито поганых". Да и сказание, из которого приведена цитата, называется "Сказание о Мамаевом побоище". Слово "побоище" имело тогда несколько другое значение, чем теперь: оно означало "поражение, разгром" и название сказания при переводе на современный язык звучит так: "Сказание о поражении Мамая". (В нескольких более поздних, относящихся к XVII веку списках это название имеет более близкую к нашей современной грамматике и синтаксису форму: "Книга о побоище Мамая, царя татарского, от князя владимирского и московского Димитрия".)
Смысл выражений "Мамай воевал", "Мамай прошел", изображающих крайнюю степень разорения, разгрома чего-либо во время нашествия врага и злодея, понимается правильно. Только связывать их с именем хана Мамая - ошибка, правда ошибка давняя, ей более двухсот лет, и произошла она из-за слабого знания потомками русских воинов, сражавшихся на Куликовом поле, собственной истории.
Москва не раз становилась жертвой татарского разорения. В 1237 году орды Батыя, разбив русское войско под Коломной, "взяша, - как сообщает летопись, - Москву... люди избиша от старьца и до сущего младенца, а град и церкви святые огневи пре-даши, и монастыри все и села пожгоша, и, много именья вземше, отъидоша".
С тех пор татары неоднократно совершали набеги на Москву, и каждый раз летопись отмечает: "избиша", "пожгоша", "разориша".
Два года спустя после Куликовской битвы пришел к Москве, как сказано в летописи, "со всею силою" сменивший Мамая новый хан Золотой Орды Тохтамыш. Не взявши города штурмом, он прибег к обману, обещав не разорять Москву, не убивать жителей, а только, получив следуемую ему дань, уйти восвояси, даруя москвичам "мир и любовь свою". Москвичи поверили его обещаниям, открыли ворота и вышли навстречу с дарами. Среди встречавших хана были и воевода (князя Дмитрия в то время не было в Москве), и священники, и "большие люди", и простой народ. Все они были наказаны за свое легковерие: татары, изрубив встречавших, ворвались в город, и "бысть внутрь града сеча велика".
"Тако вскоре злии взяша град Москву... - сообщает летописная "Повесть о московском взятии от царя Тохтамыша, - и град огнем запалиша, а товар и богатство все разграбиша, а людие мечу предаша... Бяше бо дотоле видети град Москва велик и чюден, и много людий в нем и всякого узорочия, и в том часе изменися, егда взят бысть и пожжен; не видети иного ничего же, разве дым и земля, и трупия мертвых многых лежаща, церкви святыя запалени быша и падошася, а каменныя стояща выго-
ревшая внутри и сгоревшая вне, и несть видети в них пения, ни звонения в колоколы, никого же людей ходяща к церкви, и не бе слышати в церкви поющего гласа, ни славословия; но все бяше видети пусто, ни единого же бы видети ходяща по пожару людей..."
Об этих разорениях Москвы и говорят сохранившиеся с тех пор в русском языке выражения "словно Мамай прошел", "словно Мамай воевал".
Но тогда слово "мамай" было не именем собственным, а нарицательным: так на Руси называли татарина в XIII - XV веках. Происходит это название от татарского фольклорного персонажа мамая - чудовища, которым пугают детей ("Словарь русского языка XI - XVII вв.").
Слово "мамай" в том значении, в котором оно употреблялось во времена татаро-монгольского ига, в русском литературном языке не сохранилось, память о нем осталась лишь в некоторых областных говорах.