По Воскресенской площади протекала речка Неглинная, через которую были перекинуты мосты: у Боровицких ворот - деревянный и каменные - у Воскресенских и Троицких. Накрыта сводами Неглинная только в 1821 году и выходит наружу из-под третьего Кремлевского сада, где впадает в Москву-реку. В Обжорном ряду, что выходит к Экзерциргаузу, были съестные лавки, в которых пища потреблялась простым народом тут же на месте; в харчевнях и пирожных народ толпился с утра до позднего вечера. Выносные очаги, стоявшие не только около Гостиного двора, но и в самих рядах, часто бывали причиной пожаров; так, в 1735 году от них едва не сгорел весь Гостиный двор. В иных харчевнях печных труб не было, а дым выходил просто в окно. Моисеевская площадь получила название от Моисеевского женского монастыря, ставшего известным с XVI века. Монастырь этот назывался то "у Житной решетки" (по соседству с Житной площадью, бывшей около нынешнего Охотного ряда), то "у Богаделен" (от бывших здесь богаделен для престарелых и убогих). В 1710 году Моисеевский монастырь был отстроен вновь после пожара; в нем было тогда 99 сестер и настоятельница. Монастырь назывался еще "у Тверского кружала", находившегося на месте поздней Лоскутной гостиницы. Кружало это, или кабак, называлось "Каменный скачек", а рядом с ним помещались лавки, принадлежавшие Донскому Успенскому Предтеченскому монастырю и сдаваемые им в аренду. Моисеевский монастырь был упразднен в числе прочих манифестом императрицы Екатерины II от 12 февраля 1764 гола.
Лучшим из домов на Тверской улице в конце XVII столетия был дом князя Василия Васильевича Голицына, прозванного иностранцами великим Голицыным. По образованию Голицын в свое время был первый в России; он говорил по-латыни, как на родном языке; носил он сан "царственной большой печати, государственных великих и посольских дел сберегателя". В молодые годы он служил при дворе стольником и чашником; красотой, умом, учтивостью и великолепием своего наряда он превосходил всех придворных. По рассказам иностранцев, он не терпел крепких напитков и свободное время проводил за беседой. Дом его на Царской (Тверской) улице отличался великолепием: он был покрыт снаружи медью, а внутри убранство комнат ничем не отличалось от лучших европейских дворцов - в нем были богатые восточные ткани, венецианские зеркала и картины известных иностранных художников. Невиль, посланник польского короля, писал: "Я был поражен богатством этого дворца и думал, что нахожусь в чертогах какого-нибудь итальянского государя". Голицын построил в Кремле здание для Посольского приказа по образцу своего дома и затем великолепные каменные
палаты для Присутственных мест. При нем же была окончена постройка и Каменного моста на Москве-реке1. Вообще, этому деятельному, умному человеку, любимцу сперва царя Федора Алексеевича, а потом правительницы Софьи Алексеевны допетровская Москва много обязана своим наружным улучшением. Он построил в Москве множество каменных домов. Подражая ему, строили каменные дома и другие бояре. Он же украсил улицы Москвы первыми мостовыми. До него улицы не имели почти никакой мостовой: на улицах лежали круглые деревяшки, сложенные одна с другой. Где же не было такой настилки и где особенно было грязно, там через улицы просто перекидывали доски. В Москве собирали с жителей побор - "мостовшину", и Земский приказ занимался мощением улиц, но мостили больше там, где было близко к царю. Такая мостовая не препятствовала, впрочем, женщинам ходить не иначе как в огромных сапогах, чтобы не увязнуть в грязи. В Москве существовал даже особый класс рабочих, называемых метельщиками, обязанных мести и чистить улицы, и хотя их было человек пятьдесят, однако в переулках столицы валялось не мало дохлой скотины и другой падали. Мостовые Голицына хотя тоже были деревянные, но несравненно прочнее, чище и покрывали все лучшие улицы Москвы; незначительные улицы мостили фашинником.
Такие мостовые существовали в Москве до 1812 года. Мостить улицы камнем стали в Москве с 1692 года, когда Петр Великий издал указ, по которому повинность мостить улицы Москвы камнем разложена была на все государство. Сбор дикого камня распределен был по всей земле: с дворцовых, архиерейских, монастырских и со всех вотчин служилого сословия, по числу крестьянских дворов, с десяти дворов один камень мерой в аршин, с другого десятка - в четверть, с третьего - два камня, по пол-аршина, наконец, с четвертого десятка - мелкий камень, не менее гусиного яйца, мерой квадратный аршин. На гостей и вообще торговых людей эта повинность была разложена по их промыслам. Все же крестьяне, в извозе или так приезжавшие в Москву, должны были в городских воротах представлять по три камня ручных, но чтобы менее гусиного яйца не было.
Между хорошими качествами Голицына было немало и дурных: впоследствии было доказано, что он не гнушался приобретать свои громадные богатства нечестными способами. Царем Петром 1 он был сослан сперва в город Яренск, затем был переведен в город Пинегу, где и умер в 1713 году в возрасте 80 лет. Роскошный дом его на Тверской в 1737 году принадлежал уже имеретинской царице Дарье Арчиловне. Переходя от лица к лицу, дом этот стал принадлежать Комиссарову, находясь на углу Тверской и Охотнорядской площади. Само собой разумеется, что в доме многое переделано и он уже не тот, каким был при своем первом хозяине.
Далее по Тверской - бывший дом князя И. А. Долгорукого, пользовавшегося доверенностью императора Петра II и при Анне Ивановне сосланного в Березов, а потом, в 1739 году, четвертованного в Новгороде. Дом этот перешел к сыну его Михаилу Ивановичу, затем к Голицыной, Самариной, Утину, принадлежал наследникам вдовы Дашкевич и, наконец, Толмачеву2.
Более других на Тверской был замечателен дом князя Матвея Петровича Гагарина. Палаты эти, составлявшие украшение Тверской улицы, были возведены еще в то время, когда в царствование Петра Великого в Белом городе рядом с каменным боярским домом встречалась и изба горожанина. Они воздвигнуты на образец венецианских, вероятно по проекту одного из иностранных архитекторов, которые вместе с русскими строителями украшали столицу произведениями церковного и гражданского зодчества. "Мы еще помним, - говорит И. Снегирев, - первобытный наружный вид этих палат и можем наверное сказать, что они составляли украшение Царской, или Тверской, улицы". Великолепие внешности гагаринских палат соответствовало и роскошному внутреннему убранству. Разного рода дорогое дерево, мрамор, хрусталь, бронза, серебро и золото употреблены были на украшение покоев, где зеркальные потолки отражали в себе блеск люстр, канделябров, в висячих больших хрустальных сосудах плавали живые рыбки, разноцветные наборные полы представляли узорчатые ковры. Одни оклады образов, находившихся в спальне Гагарина, осыпанные бриллиантами, стоили, по оценке тогдашних ювелиров, более 130 тысяч рублей. Ранее на месте этих каменных палат находился двор князя Ивана Дашкова. По отъезде своем в Сибирь3, куда князь Гагарин был назначен губернатором, он отдал этот дом своему сыну Алексею, большому кутиле и расточителю. После смерти своего отца Алексей Гагарин был разжалован царем в простые матросы и служил при Адмиралтействе. Князь Матвей Гагарин, как известно, был казнен за злоупотребления в Сибири, где он был полновластным владыкой и, как утверждает иностранец Страленберг, имел намерение сделаться в Сибири независимым от России владетелем4. Там он удивлял всех царской пышностью. У него за столом подавали кушанья на пятидесяти серебряных блюдах, сам же он ел только на золотых тарелках. Колеса его кареты были также серебряные, и лошади подкованы серебряными и золотыми подковами.
Великолепные палаты Гагарина в царствование Екатерины II принадлежали внуку казненного князю Матвею Алексеевичу, а когда линия этих князей Гагариных пресеклась в 1804 году, то в 1805 году владела палатами графиня Зубова; потом переходили они в руки купцов Часовникова, Крашенинникова и Дубицкого и затем к Д. А. Олсуфьеву. Об этом доме известный наш зодчий прошлого столетия В. И. Баженов отзывался с восторженной похвалой. В 1852 году палаты эти были совершенно переделаны и потеряли свой первобытный характер.