Когда граф А. Г. Орлов умер в 1808 году, то день отпевания тела его был днем сетования целой столицы. При выносе гроба сотни тысяч людей с открытыми головами и слезами на глазах творили молитву, а крепостные люди плакали навзрыд - так обожали москвичи графа за его приветливость и благотворительность.
Со смертью графа Орлова бег его был уничтожен, два китовых ребра были переданы в музей университета (где находятся и по настоящее время), а Нескучное пришло в упадок. Сад сделался сборным местом цыган самого низкого разряда, отчаянных гуляк, бездомных мещан, ремесленников и лихих гостинодворцев, которые по воскресным дням приезжали сюда пропивать на шампанском и полушампанском барыши всей недели, гулять, буянить, придираться к немцам, ссориться с полуформенными удальцами и любезничать с дамами. Вот как рисует картину гуляющих в Нескучном М. Загоскин: "На каждом шагу здесь встречались с вами купеческие сынки в длинных сюртуках и шалевых жилетах и замоскворецкие франты в венгерках, не очень ловкие, но зато чрезвычайно развязные барышни в кунавинских шалях, накинутых на одно плечо вроде греческих мантий. Вокруг трактира пахло пуншем, по аллеям раздавались щелканье каленых орехов, хохот, громкие разговоры, разумеется на русском языке, иногда с примесью французских слов нижегородского наречия: "Коман ву портеву? Требьян! Бон жур! Мон шер!" и т. п. Изредка вырывались фразы на немецком языке, и можно было подслушать разговор какого-нибудь седельного мастера с подмастерьем булочника, которые, озираясь робко кругом, толковали между собой о действиях своего квартального надзирателя, о достоверных слухах, что их частный пристав будет скоро сменен, и о разных других политических предметах своего квартала"1.
Наконец Нескучное было приобретено правительством у дочери графа Орлова Анны Алексеевны за 800 тысяч рублей ассигнациями, и цыганские таборы были оттуда изгнаны, а распивочная продажа уничтожена. Тогда все это воскресное общество переселилось в разные загородные места, и в особенности в Марьину рощу, Сокольники и на Разгуляй, о которых будет сказано далее.
Сад Разумовского. Сад этот был разведен при богатых деревянных палатах Алексея Кирилловича Разумовского на Гороховом поле, на месте, пожалованном императрицей Елизаветой дяде его, графу Алексею Григорьевичу. Лом этот занимал целый квартал, причем сад имел в окружности 3 /2 версты и занимал 43 десятины земли2. На всем пространстве его были устроены цветники, всевозможные прихотливые аллеи из искусно подстриженных деревьев, широкие дорожки в нем начинались от дома, высоко насыпанные и утрамбованные, и мало-помалу становились все уже и уже и наконец превращались в тропинки, которые приводили к природному озеру или на лужайку, усеянную дикими цветами, или к холмику, покрытому непроницаемым кустарником, или к крутому берегу реки Яузы. Берега этой реки были без всяких сходов или лестниц, овраги в саду тоже оставались дикими, и только в трудных местах кое-где были проложены мостики и сделаны тропинки. Другой берег Яузы тоже входил в состав сада и представлял такой же дикий вид с вековыми деревьями и диким кустарником. В саду было четыре пруда, в которых водилось много хорошей рыбы. В оранжереях было более 500 огромных померанцев; оранжереи эти тянулись на версту. Сад был открыт для всех без различия, не исключая и простого народа, который из уважения к доброму хозяину вел себя на гуляньях прилично. Гулянья обыкновенно устраивались в праздники, и чего-чего только не было на этих гуляньях! Фейерверки, музыка, иллюминация, песенники, катания на шлюпках с роговой музыкой, устраивались даже натуральные сенокосы. Этот сенокос представлял собой настоящий дивертисмент: несколько десятков крестьян, рослых, красивых парней в белых рубахах с красными ластовицами, в одинаковых поярковых шляпах с воткнутыми в них павлиньими перьями, дружно размахивали светлыми полосами кос своих и пели какую-нибудь песню; а бабы и крестьянские девушки, в цветных кумачовых сарафанах и в кичках с дробницами из стекляруса или повязанные по-девичьи алыми платками, сгребали сено. По окончании трудов их ожидало щедрое угощение, а после они водили хороводы на скошенном лугу. Это был, можно сказать, настоящий деревенский праздник. Само собой разумеется, что подобные гулянья привлекали в сад Разумовского тысячи народа. Сам хозяин, однако, никогда не показывался народу: он вел жизнь отшельническую, одинокую, будучи, как говорили современники, человеком "гордыни непомерной", В бытность французов в Москве дом Разумовского нисколько не пострадал: в нем жил Мюрат, и строгий караул охранял все диковинки этого барского жилья. Тяготясь своими пышными палатами, требовавшими большого ремонта, граф два раза просил императора купить дом в казну, но покупка не состоялась. В 1822 году Разумовский скончался, и дом перешел в руки сына его Петра. Он продал после отца дом своим заимодавцам за весьма скромную сумму, и сам умер в Одессе в нищете. С ним окончился род Разумовских в России, а вместе с тем окончились и блестящие гулянья в бывшем вельможном жилище.
Сад Корсакова3. В XVII столетии это место принадлежало Воскресенскому монастырю, а в XVIII - дворянину Пушкину; в конце же этого столетия купил его директор Соляной конторы В. И. Нелидов. По его кончине, в 1818 году, купил его московский генерал-губернатор А. П. Тормасов; он владел им только два года и скончался; его сын продал это место генерал-майору И. Н. Римскому-Корсакову, в 1824 году Корсаков сделал сад местом публичного гулянья и назвал его Эрмитажем. Тогда сад представлял совсем иной вид; лучшая часть его, за прудом, потом запущенная, была роскошно убрана цветочными клумбами среди больших вязов, здесь нежились разные тропические растения, а в тенистых аллеях во весь рост стояли бюсты русских царей. Между ними замечательны были бюст императрицы Екатерины II в особо устроенном храме и бюст императора Александра 1, мраморный, на высоком пьедестале. В другой аллее в лиственных нишах красовались античной красотой разные мифологические фигуры. Далее высились летние горы, и, наконец, в железной клетке сидел большой орел и недалеко от него прогуливалась большая обезьяна на цепи, на пруду носились лодки. Музыка у Корсакова была собственная; в царские дни сад был ярко иллюминирован, и в нем бывали богатые фейерверки. Всеми этими забавами публика пользовалась даром: билетом для входа в сад был только приличный костюм. В 30-х годах XIX века физиономия сада круто изменилась: в нем появилось все то, чего требует "платная" публика. Сад начали сдавать предприимчивым антрепренерам. Такой характер сад Эрмитаж4 сохранил и по настоящее время. Несколько слов об окрестностях сада. В старину близ Самотеки находился огромный дровяной рынок. Впоследствии около теперешних институтов Екатерининского, Александровского и Мариинской больницы начали неправильным наростом лепиться дома и домики. Наконец их сломали и разбили там на большом пространстве красивый парк. Парк этот, названный по институту Екатерининским, вскоре был запущен и сделался чуть ли не свалкой всякого рода грязи. Наконец парк привели в порядок и он стал приятным местом гулянья, как и сквер, устроенный на месте бывшего Самотечного пруда. Позади Эрмитажа, на север, место называется Антроповыми ямами. Действительно, тут с незапамятных времен были невообразимые колдобины и ямы, прозванные, вероятно, по первому арендатору - Антроповыми. Теперь эта местность застроена, и только кое-где еще остались пустыри и ямы.
Главная