Усадьба, на территории которой я очутился, напоминала что-то не то вроде Дома творчества писателей в Малеевке, не то правительственного санатория в Барвихе, куда я однажды совершенно случайно попал.
Длинное трехэтажное здание с полукруглым крыльцом и колоннами. Перед крыльцом довольно большая, прямоугольная, мощенная красным кирпичом площадь, и от нее во все стороны лучами расходятся асфальтированные аллеи, обсаженные по краям молодыми березами. Слева от дома пара аккуратных коттеджей с маленькими окнами, справа небольшая церквушка с тремя скромными луковками и какие-то еще постройки в отдалении напротив главной усадьбы. А там еще дальше поблескивает на заходящем солнце озеро.
На площади я увидел полосатый столб с фанеркой наверху и надписью "СССР".
- Что значит Си-Си-Си-Пи? - спросил я у Зильберовича.
- Что еще за Си-Си-Си-Пи? - не понял он.
- Ну вон на столбе что написано?
- Ах это? - засмеялся Зильберович. - Ну, старик, ты даешь! Что значит эмигрантская привычка к латинским буквам. Но это, старик, не по-английски написано, а по-русски: Эс-Эс-Эс-Эр.
- Это что же, с советской границы утащено?
- Да нет, это Том сделал. Ну да ладно, ты потом все поймешь.
Какое-то существо женского пола в очень открытом сверху и снизу красном сарафане, стоя к нам спиной, поливало из шланга клумбу с хризантемами. Более безобразной фигуры я в жизни своей не видел. Она состояла в основном из огромного зада, а все остальное из него произрастало как бы случайно.
Бросив меня, Зильберович подкрался к этому заду и вцепился в него двумя руками.
- Ой, батюшки! - вскрикнула владелица зада и, обернувшись, оказалась молодой девахой с простонародным лицом, покрытым веснушками.
- Это вы, барин, - сказала она, улыбаясь довольно глупо. - Вы все шутите и шутите, а потом Том спрашивает меня, откеля синяки.
- А ты приходи ко мне, я тебе их попудрю, - сострил Зильберович и, пошлепав ее дружелюбно, сказал мне: - Это наша Степанида. Стеша. Она жена Тома, который перед этим произведением, - он снова пошлепал произведение, - устоять не мог.
- Да вы ж, барин, все кобели, - сказала Стеша, по-прежнему улыбаясь, - и у женщины никакого другого места не замечаете.
Мы пошли дальше, и я заметил Лео, что его отношение к половому вопросу за прошедшее время, кажется, изменилось.
- Да нет, - смутился Лео. - Не изменилось. Но здесь, знаешь, жизнь такая уединенная, скучная, и иногда хочется как-то развеяться.
- А этот Том куда смотрит? - А он никуда не смотрит, - ответил Лео беспечно. - Он человек широкий.
Когда мы приблизились к крыльцу, на нем появилось еще одно существо, которое тут же кинулось мне на грудь. Это была порядочных размеров овчарка. Я собирался проститься с жизнью, когда почувствовал, что она лижет мне нос.
- Плюшка! - закричал Зильберович, оттаскивая собаку. - Что ж ты за гад такой, за поганец! Ну что ты за собака! Не зря Симыч прозвал тебя Плюралистом.
- Плюралистом? - переспросил я удивленно.
- Ну да, - сказал Зильберович. - Со всеми без разбору лижется. Настоящий плюралист. Но мы его, чтобы не обижать, зовем Плюшкой.
Следом за Плюшкой на крыльцо вышла русская красавица в красном шелковом сарафане, батистовом платочке, сафьяновых сапожках, с большой светло-русой косой, аккуратно уложенной вокруг головы.
- Батюшки, кого это Бог послал! - сказала она, лучезарно улыбаясь мне сверху.
Это была Жанета.
Она легко сбежала с крыльца, и мы троекратно, как принято среди уважающих русские обычаи иностранцев, облобызались.
- Ты совсем не изменилась, - сказал я Жанете.
- Мне некогда меняться, - сказала она. - Мы здесь все работаем по шестнадцать часов в день. А вот ты поседел и растолстел.
- Да-да, - признал я печально. - Что есть, то есть.
- Ну пойдем, потрапезничаем, чем Бог послал.
Мы поднялись на крыльцо и оказались в просторном вестибюле с колоннами. Прямо поднималась к кадушке с фикусом широкая лестница, покрытая ковром, справа была двустворчатая стеклянная дверь, занавешенная изнутри чем-то цветастым, над дверью висело распятие.
Жанета перекрестилась. Зильберович снял кубанку и тоже перекрестился. К моему удивлению, он оказался совершенно лысым.
- А ты что же лоб не крестишь? - покосилась на меня Жанета. - Воинствующий безбожник?
- Да нет, - сказал я. - Не воинствующий, а легкомысленный.
В трапезной я попал в объятия Клеопатры Казимировны, так же, как и я, за эти годы весьма располневшей. Она была в темно-зеленом платье, в фартуке чуть посветлее и в белой наколке.
Лео повесил шашку на крюк у дверей. Мы расположились в углу ничем не покрытого большого, персон на двенадцать, дубового стола. Стулья тоже были дубовые.
Клеопатра Казимировна тут же принесла из расположенной рядом кухни чугунок со щами, а Жанета расставила деревянные плошки и ложки.
- Что будешь пить, квас или компот? - спросила Жанета.
- А что, другого выбора нет? - спросил я настороженно.
Зильберович наступил мне на ногу и подмигнул.
- Спиртного не держим, - сухо сказала Жанета.
- А, ну да, - сказал я, - вы, конечно, не держите. Зато я держу.
Я нагнулся за своим чемоданчиком типа "дипломат", в котором лежала купленная еще во Франкфуртском аэропорту бутылка немецкой водки "Горбачев".
- В этом доме спиртное вообще не пьют, - остановила меня Жанета.
О Господи! - подумал я с тоской, но ничего не сказал.
Зильберович толкнул меня коленом. Я его понял и попросил квасу, вкус которого уже слегка подзабыл.
Щи, к моему удивлению, оказались совершенно пресными, и я стал шарить глазами по столу.
- Тебе что-нибудь нужно? - спросила Жанета.
- Да, - сказал я. - Соли, если можно.
- Мы соль не употребляем, потому что у Сим Симыча диабет и бессолевая диета.
- А, да! - сказал я разочарованно. - Я не подумал. А у меня как раз солевая диета.
- Ну да, - добродушно засмеялась Жанета. - У тебя диета солевая и алкогольная.
- Вот именно, - подтвердил я. - И еще табачная.
- Кстати, - заметила Жанета, - у нас в помещениях не курят.
- Это ничего, - успокоил я ее. - Сейчас тепло, я и на улице могу покурить.
После щей дали перловую кашу с молоком, при котором отсутствие соли ощущалось меньше.
Клеопатра Казимировна подробно меня расспрашивала о жизни в Германии, о жене и детях, как мы живем, что делаем. Я объяснил: сын учится в реальшуле, дочка в гимназии, я работаю, жена помогает мне и ездит за покупками.
- Она научилась водить машину? - спросила Клеопатра Казимировна.
Я сказал, нет, не научилась, ездит на велосипеде.
- На велосипеде? - переспросила Жанета. - Но это же неудобно. Платье может задраться или попасть в колесо.
Я заверил ее, что эта опасность моей жене не грозит, потому что она в джинсах ездит.
- В джинсах? - поразилась Жанета. - Ты разрешаешь ей ходить в джинсах?
- Она у меня разрешения не спрашивает, - сказал я. - Но я не вижу в джинсах ничего дурного.
- Неточка у нас стала такая строгая, - заметила Клеопатра Казимировна не то с гордостью, не то извиняясь.
- Да, строгая, - твердо сказала Жанета. - Женщина должна ходить в том, в чем ей предписано Богом.
На это я заметил, что, по имеющимся у меня сведениям, Бог сотворил женщину в голом виде, а что касается джинсов, то их сейчас носят все, и мужчины, и женщины, и гермафродиты.
Я еще хотел что-то сказать по этому поводу, но Зильберович так наступил мне на ногу, что я чуть не вскрикнул и, меняя тему, деликатно спросил, почему ж это не видно хозяина.
- А он уже поужинал, - сказал Лео. - Но потом он выйдет или мне лучше к нему зайти?
Жанета переглянулась с матерью, а Лео откровенно засмеялся.
- Сим Симыч, - сказала Жанета, - после ужина делами не занимается.
- Да, - сказал я со сдержаным недовольством, - но я же не по своему делу приехал.
- А он после ужина никакими делами не занимается, - повторила Жанета. - Ни своими, ни чужими.
- Да-да, старик, - подтвердил Зильберович. - Он сейчас тебя принять просто никак не может. Он сейчас словарь Даля заучивает, а потом будет Баха слушать, он перед сном всегда Баха слушает, он без Баха заснуть не может.
Я отодвинул кашу и встал. Я сказал:
- Вы меня, конечно, извините... В первую очередь вы, Клеопатра Казимировна, и ты, Жанета, но я такого обращения просто не понимаю. Я к вам в гости не набивался. У меня нет лишнего времени. Мне предстоит далекое и, может быть, даже очень опасное путешествие. Я к вам приехал только потому, что Лео очень настаивал. Я не спал ночь, я добирался до вас шестнадцать часов с пересадками...
- Ну, старик, старик, ну что ты раскипятился. - Зильберович схватил меня за руку и тянул вниз. - Ну добирался, ну устал. Так сейчас отдохнешь. Пока Нетка тебе постель приготовит, мы с тобой поболтаем... - Он опять подмигнул мне и скосил глаза на мой "дипломат"... - ляжешь, выспишься, а завтра разберемся.
Откуда-то сверху лилась тихая мелодия. Будучи большим знатоком музыки, я сразу узнал произведение Баха "Хорошо темперированный клавир".
Главная