Послушав венгерский хор в трактире "Крым" на Трубной площади, где встретил шулеров - постоянных посетителей скачек - и кой - кого из знакомых купцов, я пошел по грачевским притонам, не официальным, с красными фонарями, а по тем, которые ютятся в подвалах на темных, грязных дворах и в промозглых "фатерах" "Колосовки", или "Безымянки", как ее еще иногда называли.
К полуночи этот переулок, самый воздух которого был специфически зловонен, гудел своим обычным шумом, в котором прорывались звуки то разбитого фортепьяно, то скрипки, то гармоники; когда отворялись двери под красным фонарем, то неслись пьяные песни.
В одном из глухих, темных дворов свет из окон почти не проникал, а по двору двигались неясные тени, слышались перешептывания, а затем вдруг женский визг или отчаянная ругань...
Передо мной одна из тех трущоб, куда заманиваются пьяные, которых обирают дочиста и выбрасывают на пустыре.
Около входов стоят женщины, показывают "живые картины" и зазывают случайно забредших пьяных, обещая за пятак предоставить все радости жизни вплоть до папироски за ту же цену...
Когда я пересек двор и подошел к входу в подвал, расположенному в глубине двора, то услыхал приглашение на французском языке и далее по - русски:
- Зайдите к нам, у нас весело! От стены отделилась высокая женщина и за рукав потащила меня вниз по лестнице.
- У нас и водка и пиво есть.
Вошли. Перед глазами мельтешился красноватый свет среди пара и копоти. Хаос звуков. Под черневшими сводами огромной комнаты стояли три стола. На стене близ двери коптила жестяная лампочка, и черная струйка дыма расходилась воронкой под сводом, сливаясь незаметно с черным от сажи потолком. На двух столах стояли такие же лампочки, пустые бутылки, валялись объедки хлеба, огурцов, селедки. На крайнем к окну столе шла ожесточенная игра в банк. Метал плотный русак богатырского сложения, с окладистой, степенной бородой, в поддевке. Засученные рукава открывали громадные кулаки, в которых почти исчезала колода карт. Кругом теснились оборванные, бледные, с пылающими взорами понтеры.
- Семитка око...
- Имею - пятак. На пе.
- Угол от пятака... - слышались возгласы игроков. Дальше, сквозь отворенную дверь, виднелась другая такая же комната. Там тоже стоял в глубине стол, но уже с двумя свечками, и за столом тоже шла игра в карты...
Передо мной, за столом без лампы, сидел небритый бледный человек в форменной фуражке, обнявшись с пьяной бабой, которая выводила фальцетом:
И чай пил - ла, и б - булк - и ела,
Поз - за - была и с кем си - идела.
Испитой юноша, на вид лет семнадцати, в лакированных сапогах, в венгерке и в новом картузе на затылке, стуча дном водочного стакана по столу, убедительно доказывал что - то маленькому потрепанному человечку:
- Слушай, ты...
- И что слушай? Что слушай? Работали вместе, и слам пополам...
- Оно пополам и есть!.. Ты затырка, я по ширмохе, тебе лопатошник, а мне бака... В лопатошнике две красных!..
- Бака - то полета ходит, небось анкер...
- Провалиться, за четвертную ушла...
- Заливаешь!
- Пра - слово! Чтоб сдохнуть!
- Где же они? - Прожил! Вот коньки лаковые, вот чепчик... Ни финаги в кармане!
- Глянь - ка, Оська, какой стрюк заполз!
Испитой юноша посмотрел на меня, и я услышал, как он прошептал:
- Да вот сейчас узнаем... - Он обратился к приведшей меня "даме": - Па - алковни - ца, что, кредитного свово, что ли, привела?
Полковница повернула в говорившему свое строгое, густо наштукатуренное лицо, подмигнула большими черными, глубоко запавшими глазами и крикнула:
- Барин выпить хочет. Садитесь, садитесь! Je vous prie!2
- Садись - гость будешь, вина купишь - хозяин будешь! - крикнул бородач - банкомет, тасовавший карты. Я сел рядом с Оськой.
- Что ж, барин, ставь вина, угощай свою полковницу, - проговорил юноша в венгерке.
- Изволь!
- Да уж расшибись на рупь - целковый, всех угощай. Вон и барон мучится с похмелья.
Мужчина в форменной фуражке лихо подлетел ко мне и скороговоркой выпалил:
- Барон Дорфгаузен... Отто Карлович... Прошу любить и жаловать, - он шаркнул ножкой в опорках.
- Вы барон? - спросил я.
- Ma parole! Даю слово! Барон и губернский секретарь... в Лифляндии родился, в Берлине обучался, в Москве с кругу спился и вдребезги проигрался... Одолжите двугривенный. Пойду отыгрываться... До первой встречи.
- Извольте!
И через минуту слышался его властный голос:
- Куш под картой. Имею... Имею...
- Верно, господин, он настоящий барон, - зашептал мне Оська. - Теперь свидетельства на бедность да разные фальшивые удостоверения строчит... А как печати на копченом стекле салит! Ежели желаете вид на жительство - прямо к нему. И такция недорогая... Сейчас ежели плакат, окромя бланка, полтора рубля, вечность - три.
- Вечность?
- Да, дворянский паспорт или указ об отставке... С чинами, с орденами пропишет...
- Барон... Полковница... - в раздумье проговорил я.
- И полковница настоящая, а не то что какая - нибудь подполковница... Она с самим живет... Заведение на ее имя.
Тут полковница перебила его и, пересыпая речь безграмотными французскими фразами, начала рассказывать, как ее выдали подростком еще за старика, гарнизонного полковника, как она с соседом - помещиком убежала за границу, как тот ее в Париже бросил, как впоследствии она вернулась домой, да вот тут в Безымянке и очутилась.
- Ну ты, стерва, будет языком трепать, тащи пива! - крикнул, не оглядываясь, банкомет.
- Несу, оголтелый, чего орешь, каторга!
- Унгдюк! Не везет... А? Каково? Нет, вы послушайте. Ставлю на шестерку куш - дана! На пе. Имею полкуша на пе, очки вперед... Взял. Отгибаюсь - бита. Тем же кушем иду - бита... Ставлю на смарку - бита! Подряд, подряд!..
- Проиграли, значит?
- Вдрызг! А ведь только последнюю бы дали - и я крез! Талию изучил - и вдруг бита!.. Одолжите еще... до первой встречи... Тот же куш...
Опять даю двугривенный.
- Ол - райт! Это по - барски... До первой встречи!.. Полковница налила пива в четыре стакана, а для меня в хрустальную кружку с мельхиоровой крышкой, на которой красовался орел.
Барон оторвался на минуту от карт и, подняв стакан, молодецки возгласил:
- За здоровье дам! Ур - ра!..
- А вы что же не пьете? Кушайге! - обратилась ко пне полковница.
- Не пью пива... - коротко ответил я.
В это время игра кончилась. Банкомет, сунув карты и деньги в карман и убавив огонь в лампе, встал.
- Шабаш, до завтра! Выкидывайтесь все отсель.
Игроки, видимо привыкшие ему повиноваться, мгновенно поднялись и молча ушли. Остался только барон, все еще ерепенившийся. Банкомет выкинул ему двугривенный:
- Подавись и выкидывайся!.. Надоел ты мне. Куш под картой, очки вперед!.. На грош амуниции, на рубль амбиции! Уходи, не проедайся!
Банкомет взял за плечи барона и вмиг выставил его за дверь, которую тотчас же запер на крюк. Даже выругаться барон не успел. Остались: Оська, карманник в венгерке, пьяная баба, полковница и банкомет. Он подсел к нам.
Из соседней комнаты доносились восклицания картежников. Там, должно быть, шла игра серьезная. Полковница вновь наполнила пивом стаканы, а мне придвинула мою нетронутую кружку:
- Кушайте же, не обижайте нас.
- Да ведь не один же я? Вот и молодой человек не пьет...
- Шалунок - то? Ему нельзя, - сказал Оська.
- Ему доктор запретил... - успокоила полковница.
- А вот вы, барин, чего не пьете? У нас так не полагается. Извольте пить! - сказал бородач - банкомет и потянулся ко мне чокаться.
Я отказался.
- Считаю это за оскорбление. Вы брезгуете нами! Это у нас не полагается. Пейте! Ну? Не доводи до греха, пей!
- Нет!
- А, нет? Оська, лей ему в глотку! Банкомет вскочил со стула, схватил меня одной рукой за лоб, а другой за подбородок, чтобы раскрыть мне рот. Оська стоял с кружкой, готовый влить пиво насильно мне в рот.
Это был решительный момент. Я успел выхватить из кармана кастет и прямым ударом ткнул в зубы нападавшего. Он с воем грохнулся на пол.
- Что еще там? - раздался позади меня голос, и из двери вышел человек в черном сюртуке, а следом за ним двое остановились на пороге, заглядывая к нам. Человек в сюртуке повернулся ко мне, и мы оба замерли от удивления.
- Это вы? - воскликнул человек в сюртуке и одним взмахом отшиб в сторону вскочившего с пола и бросившегося на меня банкомета, борода которого была в крови. Тот снова упал. Передо мной, сконфуженный и пораженный, стоял беговой "спортсмен", который вез меня в своем шарабане. Все остальные окаменели.
Он выхватил из рук еще стоявшего у стола Оськи кружку с пивом и выплеснул на пол.
- Убери! - приказал он дрожавшей от страха полковнице. - Владимир Алексеевич, как вы сюда попали? Зайдемте ко мне в комнату.
- Ну вас к черту! Я домой...
И, надвинув шапку, я шагнул к двери. На полу стонал, лежа на брюхе и выплевывая зубы, банкомет.
- Нет, нет, я вас провожу!.. Выскочил за мной, под локоть помогая мне подняться по избитым камням лестницы, и бормотал извинения...
Я упорно молчал. В голове мелькало: "Концы в воду, Ларепланд с "малинкой", немец, кружка с птицей..."
"Спортсмен" продолжал рассыпаться передо мной в извинениях и между прочим сказал:
- Все - таки я вас спас от Самсона. Он ведь мог вас изуродовать.
- Ну, спас - то я себя сам, потому что "малинки" не выпил.
- Откуда вы знаете? - встрепенулся он и вдруг спохватился и уже другим тоном добавил: - Какой такой "малинки"?
- А которую ты выплеснул из кружки. Мало ли что я знаю.
- Вы... вы... - Зубы стучали, слово не выходило.
- Все знаю, да молчать умею.
- Вижу - с. Вот потому - то я хотел, чтобы вы ко мне в комнату зашли. Там отдельный выход. Приятели собрались... В картишки поиграть. Ведь я здесь не живу...
- Видел... Голиафа, маркера, узнал.
- Да... он под рукой сидел... метал Кречинский. Там еще Цапля... Потом Ватошник, потом...
- Ватошник? Тимошка? Да ведь он сыщик!
- Кому сыщик, а нам дружок... Еще раз, простите великодушно.
- Помни: я все знаю, но и виду не подам никогда. Будто ничего не было. Прощай! - крикнул я ему уже из калитки...
При встречах "спортсмен" старался мне не показываться на глаза, но раз поймал меня одного на беговой аллее и дрожащим голосом зашептал:
- Обещались, Владимир Алексеевич, а вот в газете - то что написали? Хорошо, что никто внимания не обратил, прошло пока... А ведь как ясно - Феньку все знают за полковницу, а барона по имени - отчеству целиком назвали, только фамилию другую поставили, его ведь вся полиция знает, он даже прописанный. Главное вот барон...
- Ну, успокойся, больше не буду.
Действительно, я напечатал рассказ "В глухую", где подробно описал виденный мною притон, игру в карты, отравленного "малинкой" гостя, которого потащили сбросить в подземную клоаку, приняв за мертвого. Только Колосов переулок назвал Безымянным. Обстановку описал и в подробностях, как живых, действующих лиц. Барон Дорфгаузен, Отто Карлович... и это действительно было его настоящее имя.
А эпиграф к рассказу был такой:
"...При очистке Неглинного канала находили кости, похожие на человеческие..."
Главная