Давая такую силу принципу единства Руси под властью Москвы, Димитрий Иоаннович и внутри государства возвышал значение и крепость своей власти, доведя ее до степени царского могущества. После смерти тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова, в 1374 году, Димитрий Иоаннович навсегда отменил сан тысяцкого, предводительствовавшего земскою ратью и напоминавшего народу вечевые времена. Сын этого боярина, крамольный Иван Вельяминов, изменивший великому князю и бежавший в орду, когда появился в Серпухове, был схвачен и привезен в Москву. Димитрий, несмотря на то, что у изменника была знатная родня, приказал казнить его: ему отрублена была голова на Кучковом поле (где теперь Сретенский монастырь). Это первая в Москве публичная казнь, по замечанию летописи, произвела сильное впечатление на народ. После того был казнен и купец гречин Некомат. Память об этой казни, как видим, отразилась даже на штемпелях монет Димитрия Донского.
Даже и в церковных делах Димитрий Иоаннович давал едва ли не преувеличенное, впрочем, значение своей власти. Это сказалось после смерти св. Алексия митрополита. Великий князь очень полюбил Коломенского священника, по прозванию Митяя. Он отличался высоким ростом, окладистою бородою и вообще сановитою наружностью. Будучи наделен громким, чистым голосом, он, отличаясь красноречием, пленил великого князя своей службой и сладкими беседами. Димитрий взял его в духовники себе и сделал своим печатником. Любимец князя стал сильно величаться и щеголять дорогими светлыми одеждами и многочисленной свитой. Когда умер Иван Непийца, архимандрит придворного Спасского (на Бору) монастыря, великий князь велел поставить на его место своего любимца. "Еще до обедни был мирской поп, а после обедни - архимандрит", - говорили современники о таком быстром возвышении. Но Спасская архимандрия была для Митяя только ступенью к высшему сану. Несмотря на то, что митрополит Алексий перед своей смертью не хотел признать Митяя своим преемником, этот последний, по смерти святителя, переселился на митрополичий двор. И когда, вероятно, в угоду великому князю, было получено от константинопольского патриарха извещение, что он готов посвятить его в митрополиты, но нерукоположенный еще Митяй стал возлагать на себя белый клобук и митрополичью мантию и во время богослужения восседал в алтаре на первосвятительском седалище; ему служили и его сопровождали митрополичьи бояре и отроки. С духовенством он обходился гордо и строго, а провинившихся и непокорных сурово наказывал и смирял железными веригами.
Во главе недовольных стали епископ Суздальский Дионисий и два знаменитых игумена: преподобный Сергий и его племянник Феодор. Они вошли в сношение с сербом Киприаном, "человеком весьма книжным", которого в Константинополе поставили в митрополиты для Юго-западной Руси, и призвали его в Москву. Но великий князь заключил его под стражу и затем выслал из Москвы. Митяй, грозясь разорить Троицкий монастырь, отправился в Цареград, но во время плавания, вблизи цели своего путешествия, умер. Великий князь не принял на митрополию посвященного после того в митрополиты Пимена и отослал в заточение в Чухлому, а потом сам признал митрополитом Киприана.
Понятно, что великий князь такого характера и таких стремлений должен был горячо и энергично заботиться о возвращении России ее государственной независимости и об охране ее от всяких покушений на нее. Всем известны его попытки к свержению татарского ига и его достославные битвы с Мамаем на Воже и на Куликовом поле. Мы оставляем без повторения известные подробности о том, как пред этим походом прощался Димитрий Донской с Москвою, как кланялся у Архангела Михаила гробам предков, как расставался со своей княгиней и т. д. Взамен этого мы даем изображение великого князя пред битвой на Куликовом поле с Мамаем.
Минуя все указанные рассказы, мы должны сказать о борьбе Димитрия Донского с могущественным литовским князем Ольгердом. Будучи шурином Михаила Александровича Тверского, этот воинственный князь предпринимал три похода на Москву, но каждый раз был отбиваем и должен был, "озираясь семо и овамо", возвращаться в свою землю.
Совершенно понятно, что при таком подъеме политического могущества Москвы в княжение Димитрия Иоанновича, она, и как город, не могла уже остаться в прежних своих размерах и самом наружном виде. Число ее населения умножилось; Кремль, взамен прежних дубовых стен Калиты, был окружен каменной крепостной стеной, с железными воротами, бойницами и башнями; храмовая история Москвы, обогатившись новыми монастырями и храмами, раздвинулись; в Москве начинают появляться новые и развиваться старые отрасли техники.