Прямая связь с какой-либо чертой улицы, ее внешним обликом или ее историей, то есть с ее образом, и придает московским названиям выразительность и образность.
Выдающийся русский композитор М.А. Балакирев заметил: "Легче запомнить улицу, называющуюся Преображенская, Сергиевская, Проломная, чем 1-я линия, 2-я линия, 3-я линия, хотя с первого раза последнее кажется легче, а на деле выходит, что даже сами извозчики часто ошибаются в линиях Васильевского острова. Эдакие названия уже скверны потому, что тут нет, собственно, названия, образности".
Сейчас много рассуждают о своеобразии Москвы вообще и своеобразии московских названий в частности. Обычно приводят ряд названий, в связи с которыми даже не надо пояснять, что речь идет о Москве, они единственные в свое роде, а старые москвичи, кроме того, очень чувствуют, как звучит название - по-московски или не по-московски. На Комиссии мэрии по наименованию улиц такой довод при обсуждении наименований новых улиц и высказывается, и принимается во внимание. Однако объяснить и четко сформулировать, почему это по-московски, а это не по-московски, почти невозможно, так же, как трудно, а может быть, даже невозможно объяснить, в чем красота строки гениального поэта.
Но два условия истинно московского названия, абсолютно необходимые, совершенно очевидны:
во-первых, оно должно заключать в себе сокровенный смысл, то есть раскрывать какую-то черту из настоящего или прошлого улицы; во-вторых, оно должно быть образным.
К концу XIX века в Москве, особенно в центре, в пределах Камер-Коллежского вала, изменения названий улиц и переулков вообще прекратились. Это было естественно и закономерно: новый общественно-социальный уклад требовал упорядочения и более строгой регламентации всех сторон производства, взаимоотношений и быта.
в 1890-1900-е годы были составлены "планы регулирования улиц" Москвы, в которых содержалась полная, юридически зафиксированная характеристика городской планировки и застройки. В характеристику входили также названия городских проездов (проезды - общее название всех проезжих общественных земель города: улиц, переулков, площадей, набережных и т.д.), за всеми улицами и переулками закреплялись существующие названия.
Таким образом, в конце XIX - начале XX века топонимика Москвы получила законодательное признание и тем самым, хотя и косвенно, попала под защиту закона.
Созданная творчеством многих поколений москвичей, освященная вековыми традициями, топонимика Москвы к началу XX века представляла собой разумную, оригинальную, саморазвивающуюся систему, а главное - полностью отвечавшую потребностям города и тем его чертам и сторонам, которые создали его признанное повсюду своеобразие.
Московские городские власти, регламентируя городское хозяйство, приняли и зафиксировали ту систему и конкретные наименования улиц, какие существовали на это время в городе.
Московская дореволюционная администрация не вмешивалась в городскую топонимику, властные наименования и переименования улиц были не приняты в ее практике.
Вообще, волевое административное переименование улиц и других топонимов в дореволюционной России было чрезвычайно редким явлением, оно воспринималось и было в действительности исключительной формой наказания, кары, унижения.
В истории России широко известен один факт "топонимической казни": Екатерина II именным указом от 15 января 1775 года за то, что на реке Яик началось восстание Пугачева, повелела отнять у реки и Яицкого городка их названия и именовать впредь реку Уралом, а город - Уральском.
Единичны и дореволюционные переименования московских улиц. В 1658 году царь Алексей Михайлович "указал писать" Чертольскую улицу Пречистенской. Издревле возле нынешней станции метро "Пречистенка" (ранее "Кропоткинская", еще ранее "Дворец Советов") был глубокий овраг, прозванный Черторый: как говорили в народе, его "черт рыл". По оврагу Черторыем назывался текущий по нему ручей, а вся окрестная местность - Чертольем, улица Волхонка - Малой Чертольской, Пречистенка (Кропоткинская) - Большой Чертольской. (Название Чертольский переулок нового происхождения, он назывался Царицынским, его переименовали в Чертольский в 1922 году в память древнего Чертолья.)
По Большой Чертольской улице проходила дорога в Новодевичий монастырь, где главным храмом был собор во имя иконы Смоленской Богоматери - Пречистой Девы Марии. Заметив несоответствие названия улицы с ее направлением, царь Алексей Михайлович повелел ее переименовать. Мысль царя и обоснование переименования были понятны москвичам, и Москва переименование признала.
Зато другое переименование - улицы Арбат в Смоленскую - москвичи отвергли, хотя поводом для него послужили не менее благочестивые соображения Алексея Михайловича. Новым названием отмечалось, что улица ведет к храму во имя иконы Смоленской Божией Матери, стоявшему на нынешней Смоленской площади. Несмотря на то, что икона была очень почитаема в Москве, улицу продолжали называть Арбатом и называют до сих пор.
За 750 лет своего существования до обоснования в Москве советской власти Москва только однажды в своей истории подверглась унижению и насилию переименованием своих улиц и площадей - это произошло в сентябре 1812 года, во время нашествия Наполеона. Наполеоновский офицер Цезарь Ложье в своих воспоминаниях описывает вход в Москву французских войск: "Мы выходим на красивую и широкую площадь и выстраиваемся в боевом порядке в ожидании новых приказов. Они скоро приходят, и-мы одновременно узнаем о вступлении императора в Москву и о пожарах, начавшихся со всех сторон. При таких обстоятельствах решено, что, не имея возможности обратиться к местным властям, мы разместимся по-военному. Вице-король дает приказ полкам, и назначенные для этого офицеры пишут на наружных дверях каждого дома указание постоя, а также новые названия улиц и площадей, так что теперь улицы будут называться только "улицей такой-то роты", будут еще "кварталы такого-то батальона", площади Сбора, Парада, Смотра, Гвардии и т.д.". Но эти переименования продержались всего месяц и девять дней, до тех пор, когда французам пришлось бежать из Москвы.
Через несколько дней после получения в Москве известия из Петрограда о Февральской революции 1917 года на одном из очередных заседаний Московской городской Думы гласный Думы, купец демократически-либеральных настроений, Н.А. Шамин предложил Воскресенскую площадь, на которой находилось здание Думы, переименовать в площадь Революции, а другой думец - присяжный поверенный В.А. Погребцов, поддержав саму идею переименования, выдвинул свой вариант - площадь Свободы.
С этого эпизода начинается новый этап в истории названий московских улиц и переулков.