О том, как и кто снимал развешанные имажинистами дощечки мне рассказывал уже в восьмидесятые годы один пожилой москвич, который тогда был красноармейцем. Однажды вызвал его с несколькими товарищами командир и сказал, что звонили из Моссовета, мол, хулиганы понавешали на улицах фальшивые доски с названиями и что надо пойти, снять их и выкинуть. Что и было сделано.
Мариенгоф в своих воспоминаниях также посвятил несколько строк этому эпизоду и реакции на него московской власти: "Председатель Московского Совета Л.Б. Каменев, похожий лицом на Николая II, потом журил меня: - Зачем же Петровку обижать было? Нехорошо, нехорошо! Название историческое. Уж переименовали бы Камергерский переулок".
Между прочим, давая в награду улицу, правительство поступало с этой наградой точно так же, как в феодальные времена московские цари поступали с пожалованными поместьями, то есть когда благоволили - жаловали, когда гневались - отбирали. "Наградные" названия улиц тоже отбирались: так в свое время пропали с плана Москвы улицы Бухарина, Троцкого, Блюхера, Тухачевского.
Но главным в политике наименования улиц для правительства было все-таки не удовлетворение тщеславия соратников, а то, что переименованием улиц режим добивался широкого пропагандистского эффекта: ведь эта награда всегда находилась в поле зрения, демонстрируя признательность и благодарность партии и правительства "лучшим", "достойным" людям страны и в то же время внушая, кто же персонально является "лучшим" и "достойным", чему очень многие верили.
Сейчас мы уже знаем, что большинство удостоенных при жизни или после смерти "увековечиванием" улицами партийных и иных советских деятелей в действительности оказались отнюдь не такими, какими их изображала пропаганда, и названным их именами улицам возвращены прежние названия. Но сама идея о названии улицы как награде нанесла повсюду топонимике огромный вред, впрочем, так же, как и народной нравственности.
Появление некролога в "Правде" почти механически влекло за собой переименование улицы, в Комиссию Моссовета по наименованию улиц "сверху" поступало распоряжение: "подыщите для имярек улицу, но чтобы была достойная". Так в Москве появились улицы "маршала такого-то", "генерала такого-то", "академика такого-то", лауреатов Сталинских и Ленинских премий, увенчанных официальными званиями героев и народных - в зависимости от профессии - артистов, писателей, изобретателей, летчиков, железнодорожников и так далее, не говоря уж о партийных деятелях - членах Политбюро и ЦК, причем не только советских, но и иностранных. Так в московской топонимике появились обычно в живой речи безбожно искажаемые имена Хулиана Гримау, Витторио Кодовильи, Ле Зуана и многих других.
Среди начальства и в обществе упорно держится убеждение, что акт наименования улицы чьим-либо именем служит его "увековечению". Наивное заблуждение! Кто знает Хухрикова, хотя его имя "увековечено" в названии московской улицы двести лет назад? Или чем славна Лаврушина, ведь ее имя "увековечено" уже три столетия? Во всем мире Лаврушинский переулок славен тем, что в нем находится Третьяковская галерея, но славы купеческой вдове Лаврушиной он не принес. Гвоздев, Гришин, Головачев, Константин Царев, Лапин, Трофимов - наши современники, их именами тоже названы улицы, но это не прибавило этим именам известности, а вот в двусмысленно-неуважительные фразы вроде "на Гвоздеве селедку дают" или "свози мусор на Гришина" эти фамилии попадают сплошь и рядом, хотя никто из произносящих подобные фразы вовсе не желает этого. Все дело в том, что название улицы прежде всего и преимущественно выполняет свое прямое назначение - определять какую-то пространственную единицу, в данном случае улицу, и для подавляющего большинства на этом функция названия и заканчивается.
Не название улицы делает известным имя, а известное имя (да и то не всегда) заставляет подумать о значении названия и связать его с определенной личностью.
В Москве ради такого сомнительного "увековечения" было переименовано очень много улиц и переулков, и еще больше названо новых. Одно время - в годы так называемого "застоя" - мемориализация московских названий грозила вообще вытеснить с карты города все остальные виды названий. По этому поводу возникла горькая шутка: "Москва мало-помалу превращается в филиал Новодевичьего кладбища".
В моссоветовской Комиссии по наименованиям улиц в течение 1950-1980-х годов неоднократно возникал вопрос об ограничении мемориальных названий, но партийные и советские власти дружно и жестко снимали его и вновь и вновь "спускали" поручения "подобрать улицу, достойную памяти товарища".
Последними по времени именами, которые Моссовет в 1990 году, несмотря на протесты Комиссии счел нужным "увековечить" улицей, стали имена Мартина Лютера Кинга и Шарля де Голля (площади) и Академика Сахарова (проспект). Площадей москвичи как-то не заметили, а про проспект Сахарова еще будет разговор.
Только в конце 1992 года Комиссия смогла принять по этой проблеме "Положение о порядке присвоения имен выдающихся деятелей топонимическим объектам Москвы", в котором записано: "Учитывая чрезмерную перегруженность города именными топонимами, следует ограничиться лишь минимально необходимым количеством подобных наименований. В случае же их присвоения руководствоваться следующими соображениями: 1. Использование имен выдающихся деятелей в качестве топонимов допускается не ранее чем через 25 лет после кончины деятеля и при наличии значительной связи с Москвой и заслуг перед ней. 2. Имя деятеля не может использоваться более чем в одном топониме. 3. Нежелательно использование чьего-либо имени в топонимах, если оно уже входит в название государственных или общественных организаций, предприятий, учебных заведений, премий, стипендий и т.п. или этому деятелю уже установлен в городе памятник".
Чтобы не формально, а действительно увековечить память, надо ставить памятники или вешать мемориальные доски, на которых содержались бы сведения о том, чем заслужил память о себе этот деятель.
Заканчивая тему переименований московских улиц, необходимо сказать об одном непереименовании.
Москвичи с удивлением отмечали и до войны, и после, что в Москве не было улицы, названной именем Сталина, хотя в газетах время от времени появлялись "письма трудящихся", авторы которых возмущались, что "у нас в Москве до сих пор нет магистрали имени Сталина". Был Сталинский район, станция метро "Сталинская", завод имени Сталина, а вот улицы - нет. Правда, в 1937-1938 годах улицей Сталина называли проектируемый проезд в Измайлове, на глухой тогда окраине. Он вел к строящемуся огромному главному московскому стадиону, которому, как это уже заранее было определено, будет присвоено имя И.В. Сталина. Улица была нанесена на план Москвы, изданный в 1939 году.
Но стадион не достроили, улицу не проложили, и в послевоенные годы название как-то само собой исчезло с планов города и из справочников. Проезжая на метро от станции "Измайловский парк" к "Измайловской" по открытой эстакаде, справа можно видеть маленькую речку и перекинутые через нее несколько слег: тут как раз и должна была пройти улица Сталина.
Недавно опубликованные документы проливают некоторый свет на эту историю. В архиве ЦК КПСС хранится докладная записка наркома внутренних дел Н.И. Ежова, поданная им в Верховный Совет СССР в 1937-1938 годах, с предложением о присвоении имени Сталина городу Москве. Основой для этого послужили, как пишет нарком, полученные им "обращения трудящихся Советского Союза". В архиве сохранились и эти "обращения". Член партии Д. Зайцев пишет Ежову: "Гений Сталина является историческим даром человечеству, его путеводной звездой на путях развития и подъема на высшую ступень. Поэтому я глубоко убежден в том, что все человечество многих будущих веков с удовлетворением и радостью воспримет переименование Москвы в Сталинодар. Сталинодар будет гордо и торжественно звучать многие тысячелетия". Москвичка Е.Ф. Чумакова изложила аналогичное предложение в стихах:
Мысль летит быстрей, чем птица,
Счастье Сталин дал нам в дар.
И красавица столица
Не Москва - Сталинодар!