Ресторан с самого возникновения своего обрел особую популярность у московской интеллигенции. Здесь рассчитывали и на скромные возможности каждодневной еды, и на праздничное угощение, и на вкус гурмана. И главное, что привлекало, - не только общие залы с шумом и смешением гостей, а сравнительно много небольших зальцев и кабинетов. Ресторан "Прага" описан и в произведениях художественной литературы - от романов до журналистских очерков, и в дневниковых записях и мемуарах. К "Праге" возвращается в разные годы память писателя И. А. Бунина, в молодости жившего в недорогой гостинице "Столица" - в соседнем доме N 4. До революции здесь встречались на ежегодных "рубинштейновских обедах" преподаватели и выпускники Московской консерватории, основателем которой был Н. Г. Рубинштейн. В "Праге" чествовали гостей Москвы: в 1913 году петербуржца И. Е. Репина, когда отреставрировали его картину "Иван Грозный и сын его Иван. 16 ноября 1581 года", изрезанную в Третьяковской галерее психически больным, и бельгийского писателя Э. Верхарна (которого так любили переводить московские поэты), отмечались знаменательные события университета, литературные юбилеи, театральные премьеры. Приходили просто поужинать и после обычных научных заседаний*.
После 1917 года в здании помещались и библиотека, и кинотеатр, и магазины. Характерно для такой местности, как Арбат, с ее просветительским уклоном, что в библиотеке занимались и школьники (она получила затем имя поэта Некрасова); перемещенная на другую территорию близ Пушкинской площади, она стала местом составления библиографий по москвоведению и персональных перечней трудов москвоведов). "Пражский" кинотеатр под названием "Наука и знание" много сделал для пропаганды информации, одновременно и художественной, и научной. Одно время здесь были книжные магазины, там же размещались и драматические курсы.
В довоенные годы "Прага" известна была москвичам прежде всего как столовая, так сказать, ресторанного пошиба (ее открыли в 1924 году), которую в стихах рекламировал Маяковский ("Там весело, чисто, светло и уютно, Обеды вкусны и пиво не мутно!"). Остапу Бендеру она казалась "лучшим местом Москвы", а другой персонаж романа "Двенадцать стульев" И. Ильфа и Е. Петрова - Киса Воробьянинов - угощал там юную Лизу. Хорошо помню, как в середине 1930-х годов в столовой научных работников можно было пообедать, имея мамин пропуск. В 1955 году там вновь открыли ресторан.
И "Прага" опять стала излюбленным рестораном арбатцев и работавших в приарбатских учреждениях. Там отмечали премьеры арбатского Театра имени Вахтангова, отмечали юбилеи и "обмывали" защиты диссертаций; у историков (особенно когда Институт истории Академии наук располагался поблизости - в доме 14 на Волхонке) это вошло в обычай. Тогда еще не принято было приглашать иностранцев домой; обедали или ужинали с ними, ведя деловые беседы, обычно в "Праге". В "Праге" всегда можно было встретить академических или университетских знакомцев.
Там мы, выпускники 110-й школы в Мерзляковском переулке (бывшей Флеровской мужской гимназии, носившей в наше время имя Фри-тьофа Нансена), праздновали в 1984 году 90-летие замечательной учительницы математики Веры Акимовны Гусевой, энергии, бесстрашию перед чиновниками и убежденности которой мы обязаны получением разрешения на установление памятника "Реквием 1941-го" (скульптор Д. Митлянский)60 погибшим выпускникам и учителям нашей школы. Крохотную сухонькую старушку (в школьные годы прозвали ее Молекулой) подняли в зал на руках прославленные физики-лауреаты.
Каждый год 13 февраля, в день гибели ледокольного парохода "Челюскин" (1934 год) в Чукотском море, в "Праге" стали встречаться все причастные к челюскинской эпопее - сами челюскинцы и их спасатели, а позднее потомки тех и других. Тогда, в конце 1950-х годов, всеобщий любимец, прославленный радист Эрнст Кренкель только еще приступал к написанию своих мемуаров "КАЕМ - мои позывные. Годы и люди", отмеченных незаурядным литературным мастерством, а летчики, ставшие генералами, не вышли еще на пенсию. Приходили на эти вечера встреч и воспоминаний и проживавшие неподалеку, в доме Главсевморпути - Доме полярников (Суворовский, бывший и снова Никитский бульвар, 9), тоже хорошо видном с Арбатской площади, - неутомимый первопроходец Арктики в 1930-е годы Г. А. Ушаков и обладатель "Золотой Звезды" Героя Советского Союза под номером 1 генерал А. В. Ляпидевский (самолет молодого летчика первым прилетел в лагерь Шмидта, откуда он вывез всех женщин и двух девочек) - им обоим установлены барельефы на стене дома. Приходили и генерал М. И. Шевелев - заместитель начальника первой советской экспедиции на Северный полюс в 1937 году, и командир самолета, севшего тогда на полюс, А. Д. Алексеев, другие летчики и проживавшая в переулке (здании за Домом полярника) метеоролог, участница нескольких полярных зимовок с лучистыми до конца дней своих глазами О. Н. Комова (она из семьи известных московских профессоров истории русского языка и литературы Сидоровых, в дни челюскинского похода обучала неграмотных полярников грамоте) и другая челюскинка, ихтиолог А. П. Сушкина, продолжавшая летать в Арктику на восьмом десятке лет и увлекшаяся в пожилом уже возрасте живописью и ваянием, художник полярных экспедиций, мастер шаржа Ф. П. Решетников (тогда уже вице-президент Академии художеств, автор всем знакомой картины "Опять двойка"), известный журналист 1930-х годов Б. Н. Громов, кинооператор А. М. Шафран и другие. В последующие годы вместе с неизменными друзьями, весной 1934 года обеспечивавшими подготовку аэродрома для посадки самолетов в ледовом лагере, Виктором Евсеевичем Гуревичем и Александром Ервандовичем Погосовым (тоже недавно скончавшимися) собирались дети, внуки, правнуки героев тех лет и журналисты, музейные работники, увлеченные историей освоения Арктики. Встречи были трогательны и торжественны, наполнены согревающими душу воспоминаниями**.
Если продвинуться по площади вперед к Знаменке, видны за зданием ресторана "Прага" малопримечательные строения дома N 4, где теперь книжные магазины. Они связаны с событиями и людьми, особенно значительными в истории попечительства о культуре. Там в 1865 году врачи-филантропы открыли первую в Москве амбулаторию. Газеты писали о ней - и это повторяется обычно в путеводителях, что в весьма благодетельном заведении - лечебнице для приходящих больных "каждый может получить советы врача, положивши в кружку 20 коп. серебром", а в аптеке ее покупать лекарства на 30 процентов дешевле сравнительно с другими аптеками. Некоторые пользовались и бесплатными услугами. Там проводили и научные заседания. Первым председателем Общества русских врачей стал профессор Ф. И. Иноземцев - самый знаменитый тогда врач Москвы, хирург, терапевт, невропатолог, пылкий, увлекающийся лектор, инициатор организации университетских клиник, близкий друг многих известных москвичей. В 1870-е годы общество переместилось в другой дом, но тоже на Арбате, в дом 25.
Адрес - Арбат, 4, известен как квартира и музыкальная школа Б. В. Решке - директора Московских регентских классов, где обучали детей с семи лет. Среди преподавателей были и те, кто обучал студентов в Консерватории. Позднее в одном из строений дома 4 проживал композитор С. Н. Василенко - основатель и дирижер утренников симфонической музыки - общедоступных "Исторических концертов" в 1907 - 1917 гг.
* Сами научные заседания, конечно, не могли происходить в ресторане. В те годы такое немыслимо было даже вообразить. Утверждение И. И. Левина, будто "в "Праге" происходили заседания Общества истории и древностей России", возглавляемого В. О. Ключевским58, опирается, видимо, на полученную от меня устную информацию. Однако неточно передано не только название общества (правильное название его - Московское общество истории и древностей российских), но и суть запечатленной мемуаристами ситуации, тем более что на заседания этого по существу закрытого общества... могли попадать только его члены59.
** Впрочем, люди, причастные к челюскинской эпопее, были еще в 1934 году как бы предопределены для мемуарного жанра. Тогда срочно подготовили книгу "Поход "Челюскина" (в двух томах) и "Как мы спасали челюскинцев", организовав помощь в составлении воспоминаний еще молодым людям. (Опираясь, видимо, при этом на накапливающийся опыт работы над "Историей фабрик и заводов" и "Историей гражданской войны", письменные результаты которого концентрировались, повторяю, в близком доме 9 по Воздвиженке, в ту пору называвшейся улицей Коминтерна.) И тогда - еще до убийства Кирова и последующей "обработки умов" - воспоминания эти были правдивыми, насыщенными подробностями и о событиях и о людях. Думается, что эти и другие издания середины 1930-х годов как бы обязывали челюскинцев (среди которых впоследствии тоже оказались и репрессированные) следовать традициям их молодости.