Следовательно, здесь было оседлое православное население. И люди эти строили церкви (первоначально, конечно, деревянные), где могли молиться, крестить детей, венчаться, отпевать покойников.
Более того, обратившись к указателям томов Полного собрания русских летописей, нетрудно заметить, что 1493 год вовсе не первое летописное упоминание об Арбате. Еще прежде написано при изложении событий 1475 года (и тоже в связи с пожаром): 27 сентября "в 3 часа нощи погорел совсем на Орбате Никифор Басенъков"13. Двор этого приближенного Ивана III находился напротив Кремля. Известие же 1493 года первое, которое относится к местности, ныне носящей "арбатское" название.
Следовательно, 1493 год - не дата возникновения русского поселения на месте нынешнего Арбата, а лишь первое упоминание этой местности в памятнике письменности. Так же, как в 1147 году не на пустом месте, не в сыром бору (откуда имя Боровицких ворот) состоялась встреча Юрия Долгорукого с другим князем, от которой отсчитывают возраст Москвы, - "Москва уже существовала"*. Но празднуем юбилей Москвы исходя именно от этой даты. То же и с юбилеем Арбата!
В конце XV - XVI вв. Арбатом (с написаниями "Арбат" и "Орбат") считали, видимо, обширную местность Занеглименья (так называли в XV - XVII вв. территорию на правом берегу реки Неглинной к западу от Кремля), вплоть до современного кольца Садовых. Срединную улицу местности называли Арбатской. В XVI в. такое наименование было у современной улицы Воздвиженка (т. е. улицы между Кремлем и Арбатской площадью); возможно, и у ее продолжения (т. е. современной улицы Арбат). С середины XVII в. - только у улицы Земляного города, т. е. нынешней улицы Арбат, начинавшейся с Арбатской площади. Это прослеживается по описаниям летописцами событий государственно-политической истории и в особенности пожаров.
В описании "великого пожара" июня 1547 года, когда выгорел весь Кремль и началось народное волнение, в летописях указывается, что вначале "загореся храм Воздвижение честнаго Креста за Неглинною на Арбацкой улице"15. В краткой летописи, сообщающей об учреждении опричнины в 1565 году, отмечено, что Иван Грозный "перешел из Кремля города, из двора своего перевезся жити за Неглинну реку на Воздвиженскую улицу, на Арбат"16. В другой летописи указывается, что Опричный двор был "за городом, за Неглимною меж Арбацкие улицы и Никицкие", в Опричнину царь взял "Арбацкую улицу по обе стороны и с Сивцевым врагом и до Дорогомиловского всполия"; а во время пожара 1560 г. "погоре... по Пречистую богородицу на Могильцах и Арбат весь и за Арбат по Новинскои монастырь..."17.
Немец опричник Штаден, рассказавший подробнее других об опричнине, пишет об улице Арбат ("Strasse Orbatta") в опричнине18. Швед Петрей, описывая Москву начала XVII в., называет Арбатом ("Horbat") "Стрелецкий город" с сильными деревянными укреплениями, где проживает до десяти тысяч стрельцов из великокняжеских телохранителей, а также "ремесленники и простой народ"19.
Поскольку по современным улицам Воздвиженке и Арбату шел путь из Кремля к Смоленску, то называлась эта дорога и Смоленской улицей**. Это была главная дорога, связывавшая Москву с Западной и Южной Европой. Следовательно, и дорога в Кремль иностранных посольств; а встречи их обычно бывали торжественными и многолюдными.
Лишь в 1658 году Воздвиженку царским указом запрещено было называть Арбатом, сохранив наименование только за улицей, уже за пределами Белого города. Но и в просторечии, и даже в официальной документации такое положение закрепилось, пожалуй, лишь к концу XVIII века с разделением города Москвы на полицейские части, когда одна из них получила название Арбатской и названный в летописи еще в 1493 году храм Бориса и Глеба сделался как бы воротами Арбата, "Арбатской страны".
Примерно тогда же начало формироваться и представление об Арбате как об особом социокультурном ареале Москвы, в пределы которого входит местность не только Арбатской части, но и Пречистенской и даже ближних кварталов других полицейских частей. Уникальное значение существующего около двухсот лет историко-культурного центра Москвы и дает основание для празднования юбилея именно этой исторической местности столицы России (хотя в летописном сообщении о пожаре 1493 года названы и другие). И при всей условности хронологии можно говорить о 500-летии Арбата в истории и 200-летии его знаменательной роли в развитии духовной культуры России.
***
Верно заметил любимый поэт Арбата: "Арбат - странное название". И нет ему однозначного объяснения (как, впрочем, и для многих других географических наименований действительно древнего происхождения). Вероятнее всего, слово это пришло к нам из восточных языков. О значении его ученые рассуждали еще в первой половине прошлого века. Когда служивший в Оружейной палате видный знаток памятников материальной и духовной культуры В. К. Трутовский выступил в 1911 году с докладом "О происхождении слова "Арбат" в Комиссии по изучению старой Москвы***, он заметил, что уже к тому времени "образовалась небольшая литература" такой тематики.
*Это слова великого историка и писателя Н. М. Карамзина, написанные тогда, когда уже находились в печати первые восемь томов его "Истории государства Российского". Составленная им в 1818 году "Записка о московских достопамятностях" начинается так: "Мы знаем по несомненным историческим свидетельствам, что в 1147 году Москва уже существовала: ибо в сем году, марта 28, Князь Суздальский Юрий или Георгий Долгорукий роскошно угощал в ней друга и союзника своего Князя Святослава Ольговича Северского..."14.
** Хотя название могло быть дано и по иконе Смоленской Божией матери. Вопрос о границах территории, к которой относили в XV - XVII вв. (причем в разные периоды этих столетий) наименование Арбат, остается недостаточно изученным. В последние годы это привлекает особое внимание тех, кто причастен к работе возобновившей свою деятельность комиссии "Старая Москва".
И попытался установить степень состоятельности суждений своих предшественников21. Соображения Трутовского нашли подтверждение в наблюдениях последующего времени.
Предполагали, что слово "Арбат" напоминает о жертвоприношениях и, соответственно, о слове "арбуй" (знахарь, колдун, мерзкий язычник); однако в XIV - XV вв. татары приняли уже мусульманство. Слово же "арба", означавшее повозку, телегу, обоз, к которому относил название урочища Арбат историк - князь М. М. Щербатов (в поданном в 1787 году Екатерине II "Прошении Москвы о забвении ее"), вошло в язык православного населения лишь в XVII в. и более распространено было в южных районах страны. Напоминание о Колымажном дворе XVI - XVII вв. (находившемся тогда на территории нынешнего Музея изобразительных искусств) в данном случае тоже не имеет оснований, так как топоним "Орбат" употреблен в летописи прежде возникновения этого двора, да и само слово "колъмаг" в давние века означало не экипаж (что утвердилось в языке XVI - XVII вв.), а стан, т. е. укрепленное место или шатер, кочевая кибитка22. Оспаривал Трутовский и мнение знаменитого историка Москвы И. Е. Забелина, искавшего объяснение топониму "Арбат" в родном языке и производившего его от слова "горб", которым обозначали неровность, кривизну местности, - отсюда "горбат" (перешедшее в написание "Орбат"). Забелин усматривал "горбавьство рекше кривость" в искривлении линии вала, там, где позднее возник Никитский (Суворовский) бульвар: расстояние от стен Кремля до Никитских ворот многим больше, чем до Арбатских ворот23.
Трутовский постарался обосновать гипотезу, согласно которой "арбад" (Арбат) - переиначенное арабское слово "рабад", означающее пригород, предместье (во французском языке - Faubourg, в немецком - Vorstadt), в таком значении не раз встречающееся в восточноязычной письменности24.
Действительно, обширный район за рекой Неглинной к юго-западу от Кремля в XV - XVII вв. был предместьем территории, огражденной крепостной стеной, т. е. собственно "города" (бурга) в понимании людей средневековья; "загородным" садом московского государя считали тогда местность, где ныне переулок, к которому обращены задние стены нового и старого (Пашков дом) зданий Российской государственной библиотеки.
*** Доклад был сделан на 13-м заседании комиссии 8 марта 1911 года, проходившем под председательством графини П. С. Уваровой. В протоколе заседания кратко излагается содержание доклада и отмечается, что в прениях выступали П. С. Уварова, П. А. Хребтович-Бутенев, И. Н. Бороздин, И. С. Беляев, Т. К. Линдеман, Б. С. Пушкин, С. О. Щербак. На том же заседании после предыдущего доклада о Кузнецком мосте и прилегающих к нему улицах Трутовским же был поднят вопрос об издании печатного органа комиссии, образовавшейся при Московском Археологическом обществе. На следующих заседаниях обсуждались тип издания и содержание первого выпуска, куда сразу же включили и текст Трутовского. Статья опубликована в 1912 году20.