Пожар Москвы, ужасные дни пребывания в ней французов, бегство врагов из занятой ими, но так и не покорившейся им русской столицы описаны многими поэтами: от маститого "первого" поэта России - Г.Р. Державина до никому не известных стихотворцев-любителей. Их произведения очень отличаются уровнем таланта, художественного мастерства, но общим является искренность чувств и намерений. Кроме того, иногда сочинения стихотворцев-любителей, как, например, священника И.С. Божанова, не сумевшего уйти из города перед вступлением французов и описавшего в длинной поэме свои злоключения в занятой французами Москве, несмотря на невысокий художественный уровень, обладают другим ценным качеством - правдивостью, точностью и детальностью описаний.
События 1812 года с величайшей силой и отчетливостью показали, что Москва не только историческая, но и настоящая, народная столица России.
Тогдашнее ощущение Л.Н. Толстой в "Войне и мире" передает замечательной формулой: "Всякий русский человек, глядя на Москву, чувствует, что она мать".
В 1808 году Ф.Н. Глинка в книге "Письма русского офицера" несколько глав посвятил Москве. Свое описание он предваряет оговоркой: "Пловец на легком челноке, тихо увлекаясь течением реки, может рассматривать берега и окрестности, но, приближаясь к устью, где вдруг открывается неизмеримое пространство беспредельного океана, где слышен вечный шум сражающихся волн, - изумляется, цепенеет... все видит и ничего не постигает... Точно так всякий, въехав в Москву, должен отложить попечение свое описывать ее. Или для порядочного описания сей древней столицы надобно прожить в ней годы, беспрестанно занимаясь только ею". Затем все-таки он дает несколько кратких фрагментарных зарисовок: "Взор с Ивана Великого", "Русские и иностранные лавки", "Картина Москвы". Особенно любопытна последняя: "Представьте себе старинную картину древнего русского города, вовсе почти стертую временем и подновленную отчасти искусною кистию и свежими красками. Вообразите смесь древних стен, старых готических башен, церквей, поросших мохом, и новых, великолепных зданий, прекрасных площадей и бульваров. Развалины старинных теремов боярских перемешаны с пышными палатами вельмож, подле которых часто видишь полуистлевшие лачужки".
В этом описании можно угадать черточки стихотворения Ф.Н. Глинки "Москва", которое он напишет двадцать с лишним лет спустя:
Город чудный, город древний,
Ты вместил в свои концы
И посады, и деревни,
И палаты, и дворцы!
Но только после Бородина, после отступления через горящую Москву (а Глинка прошел с армией по ее улицам и тогда же написал стихотворение "Песнь русского воина при виде горящей Москвы"), после пламени народной войны 1812 года могли появиться заключающие это стихотворение строки:
Процветай же славой вечной,
Город храмов и палат!
Град срединный, град сердечный,
Коренной России град!
* * *
Москву двадцатых годов XIX века часто называют "грибоедовской". (Во времена Грибоедова ее называли "послепожарной".) Действительно, никто из русских писателей и поэтов того времени, кроме Грибоедова, не ставил перед собой задачу специально
изобразить Москву, вернее, московское общество. В других произведениях оно выступало лишь бледным и невыразительным фоном, на котором изображались характер и судьба, здесь же московские типы и характеры - главные герои. Грибоедову удалось исполнить свой замысел, и он с полным правом мог сказать о своих персонажах: "На всех московских есть особый отпечаток". Эта формула сразу же стала пословицей и до сих пор является основной и исходной мыслью и основанием всех рассуждений о своеобразии народной столицы России.
"Горе от ума" - комедия, сатира, поэтому, в соответствии с жанром, автор - умница, либерал, увлеченный идеями справедливости, юношески горячий и резкий - устами своего положительного героя Александра Андреевича Чацкого характеризует московское общество с гневным сарказмом. Уже при первом своем появлении на сцене Чацкий обрушивается на Москву с обвинениями.
Чацкий
...Что нового покажет мне Москва?
Вчера был бал, а завтра будет два.
Тот сватался - успел, а тот дал промах.
Все тот же толк, и те ж стихи в альбомах.
София
Гоненье на Москву. Что значит видеть свет!
Где ж лучше?
Чацкий
Где нас нет.
Ну что ваш батюшка? все Английского клоба
Старинный, верный член до гроба?
Ваш дядюшка отпрыгал ли свой век?
А этот, как его, он турок или грек? Т
от черномазенький, на ножках журавлиных,
Не знаю, как его зовут,
Куда ни сунься: тут как тут,
В столовых и в гостиных.
А трое из бульварных лиц,
Которые с полвека молодятся?
Родных мильон у них, и с помощью сестриц
Со всей Европой породнятся.
А наше солнышко? наш клад?
На лбу написано: Театр и Маскерад;
Дом зеленью раскрашен в виде рощи,
Сам толст, его артисты тощи.
На бале, помните, открыли мы вдвоем
За ширмами, в одной из комнат посекретней,
Был спрятан человек и щелкал соловьем,
Певец зимой погоды летней.
А тот чахоточный, родня вам, книгам враг,
В ученый комитет который поселился
И с криком требовал присяг,
Чтоб грамоте никто не знал и не учился?
Опять увидеть их мне суждено судьбой!
Жить с ними надоест, и в ком не сыщешь пятен?
Когда ж постранствуешь, воротишься домой,
И дым Отечества нам сладок и приятен!
София
Вот вас бы с тетушкою свесть,
Чтоб всех знакомых перечесть.
Чацкий
А тетушка? все девушкой, Минервой?
Все фрейлиной Екатерины Первой?
Воспитанниц и мосек полон дом?
Ах! к воспитанью перейдем.
Что нынче, так же, как издревле,
Хлопочут набирать учителей полки;
Числом поболее, ценою подешевле?
Не то, чтобы в науке далеки;
В России, под великим штрафом,
Нам каждого признать велят
Историком и географом!
Наш ментор, помните колпак его, халат,
Перст указательный, все признаки ученья
Как наши робкие тревожили умы,
Как с ранних пор привыкли верить мы,
Что нам без немцев нет спасенья!..
Главная