Среди стихотворений Пушкина есть стихи, обращенные к его московским знакомым, он упоминает московские названия, адреса в незавершенной главе "Евгения Онегина" о путешествии героя по России, приводит его и в Москву...
Наряду с поэтическим образом Москвы Пушкин как историк, социолог и экономист дает анализ исторического и современного развития столицы, связав его с общим историко-экономическим развитием России - становлением ее на путь капиталистического развития. Он отмечает экономический упадок дворянства, возвышение промышленников и купечества, развитие "просвещения" как следствие предоставления некоторой свободы личной инициативе разночинцев. Высоко ставит он московскую литературу: "Ученость, любовь к искусству и таланты неоспоримо на стороне Москвы. Московский журнализм убьет журнализм петербургский. Московская критика с честию отличается от петербургской. Шевырев, Киреевский, Погодин и другие написали несколько опытов, достойных стать наряду с лучшими статьями английских Reviews".
Почти все поэты пушкинской поры так или иначе обращались к московской теме, да и биографии почти всех их в той или иной степени были связаны с Москвой: кто родился в ней (а уж родня московская у каждого была), кто учился, кто служил, кто просто жил, и надобно отметить, что, как правило, их отношение к Москве было и теплое, и благодарное, Москва в их изображении представала в романтических тонах.
В Москве, как нигде, литература проникала в жизнь, в быт, в чувства, в характеры ее обитателей. Это явление, впрочем, вообще характерно для Москвы. Анна Ахматова в 1963 году писала:
Все в Москве пропитано стихами,
Рифмами проколото насквозь.
В начале же XIX века, в эпоху московского сентиментализма и романтизма, эти связи обнаруживали себя наиболее открыто. В.Ф. Одоевский рассказывает, как в годы учения в Московском благородном университетском пансионе в конце 1810-х годов он и его друзья по пансиону совершали прогулки по окрестностям Москвы (подобные прогулки, отметим, вошли в обычай у москвичей после издания "Бедной Лизы"), и главную прелесть подобных прогулок составляло их литературно-поэтическое настроение.
"Мы теснились вокруг дерновой скамейки, - вспоминает Одоевский, - где каждый по очереди прочитывал "Людмилу", "Эолову арфу", "Певца в стане Русских воинов", "Теона и Эсхина"; в трепете, едва переводя дыхание, мы ловили каждое слово, заставляли повторять целые строфы, целые страницы, и новые ощущения нового мира возникали в юных душах и гордо вносились во мрак тогдашнего классицизма, который проповедовал нам Хераскова и не понимал Жуковского... Стихи Жуковского были для нас не только стихами, но было что-то другое под звучною речью, они уверяли нас в человеческом достоинстве, чем-то невыразимым обдавали душу - и бодрее душа боролась с преткновением науки, а впоследствии - с скорбями жизни. До сих пор стихами Жуковского обозначены все происшествия моей внутренней жизни - до сих пор запах тополей напоминает мне "Теона и Эсхина"..."
У поэтов пушкинского круга в их стихах о Москве присутствует одна общая мысль, даже, вернее, не мысль, а чувство - это ощущение своей душевной, родственной причастности к Москве. Таково стихотворение Дениса Давыдова "При виде Москвы, возвращаясь с персидской войны".
О, юности моей гостеприимный кров!
О колыбель надежд и грез честолюбивых!
О кто, кто из твоих сынов
Зрел, без восторгов горделивых,
Красу реки твоей волшебных берегов,
Твоих палат, твоих садов,
Твоих холмов красноречивых!
Романтические настроения "при виде Москвы" испытывает И.И. Козлов, его стихи перекликаются с воспоминаниями Одоевского, хотя он говорит о временах более ранних - допожарных.
Бывало, я в лесу уединенном,
Где Кунцево на холме возвышенном
Задумчивой пленяет красотой,
Брожу один вечернею зарей;
Москва-река там с синими волнами,
В тени берез, меж дикими кустами,
Шумя, блестит, и прихотей полна:
То скрылась вдруг, то вдруг опять видна;
Зеленый луг и роща за рекою;
Вдали вид сел, полуодетых тьмою,
Манили взор, - и сладостной мечте
Вдавался я в сердечной простоте...
Иду - ко мне из сел летит порой
То звук рожка, то песни плясовой:
Я оживлен веселыми мечтами!
Но, проходя кладбище под Филями,
Случалось мне - внезапно я смущен,
Над свежею могилой слышу стон, -
И я, крестясь, задумаюсь уныло...
И пламенней люблю, что сердцу мило!
"Певец пиров и грусти томной", - так сказал Пушкин в "Евгении Онегине" о Боратынском. В поэме "Пиры" Боратынский пишет о важном в тогдашних понятиях среди "истинно-московских" качеств - московском хлебосольстве:
Как не любить родной Москвы!
Но в ней не град первопрестольный,
Не золоченые главы,
Не гул потехи колокольной,
Не сплетни вестницы-молвы
Мой ум пленили своевольный.
Я в ней люблю весельчаков,
Люблю роскошное довольство
Их продолжительных пиров,
Богатой знати хлебосольство
И дарованья поваров.
Там прямо веселы беседы;
Вполне уважен хлебосол;
Вполне торжественны обеды;
Вполне богат и лаком стол.
Уж он накрыт, уж он рядами
Несчетных блюд отягощен
И беззаботными гостями
С благоговеньем окружен.
Еще не сели: все в молчаньи;
И каждый гость вблизи стола
С веселой ясностью чела
Стоит в роскошном ожиданьи...
В поэме "Бал" он описывает чуть-чуть иронически, но с явным увлечением светский бал в доме "пышном и старинном" на Тверской; в этом описании много общего с пушкинской картиной бала в "Евгении Онегине", да это и понятно - оригинал один:
В движеньи все. Горя добиться
Вниманья лестного красы,
Гусар крутит свои усы,
Писатель чопорно острится,
И оба правы: говорят,
Что в то же время можно дамам,
Меняя слева взгляд на взгляд,
Смеяться справа эпиграммам.
Меж тем и в лентах, и в звездах,
Порою с картами в руках,
Выходят важные бояры,
Встав из-за ломберных столов,
Взглянуть на мчащиеся пары
Под гул порывистый смычков.
А в поэме "Цыганка" Боратынский пишет про популярное московское народное гулянье на Пасхальной неделе под Новинским:
...где, словно сам собою,
На краткий срок, в единый миг,
Блистая пестрыми дворцами,
Шумя цветными флюгерами,
Средь града новый град возник -
Столица легкая безделья
И бесчиновного веселья,
Досуга русского кумир!
Евдокия Петровна Ростопчина, рассказывая об этом же гулянье, вспоминает, как она, тогда "ребенок боязливый", именно там впервые увидела Пушкина; случилось это в 1827 году вскоре после возвращения его из ссылки:
Народа волны протекали.
Одни других они сменяли...
Но я не замечала их,
Предавшись лету грез своих.
Вдруг все стеснилось, и с волненьем
Одним стремительным движеньем
Толпа рванулася вперед...
И мне сказали: "Он идет!
Он, наш поэт, он, наша слава,
Любимец общий!.." Величавый
В своей особе небольшой,
Но смелый, ловкий и живой,
Прошел он быстро предо мной...
И глубоко в воображенье
Напечатлелось выраженье
Его высокого чела.
"Просвещение любит город, где Шувалов основал университет по предначертанию Ломоносова", - пишет Пушкин. Московский университет в двадцатые - сороковые годы является средоточием культурной жизни Москвы, он становится не только распространителем научных знаний, традиционным литературным центром, но также средоточием и источником передового общественного движения, общественной мысли.
Общей демократизации мировоззрения учащихся университета способствовал демократический состав его студентов и преподавателей. В этой среде находили самый живой отклик, как критика самодержавия, так и теории социального переустройства общества.