В 1911 году Брюсов написал стихотворение, развивающее традиционный исторический образ Москвы, обнаруживая свою глубокую и органичную связь со славянофильством сороковых годов XIX века:
Нет тебе на свете равных,
Стародавняя Москва!
Блеском дней, вовеки славных,
Будешь ты всегда жива!
Град, что строил Долгорукий
Посреди глухих лесов,
Вознесли любовно внуки
Выше прочих городов!
Здесь Иван Васильич
Третий Иго рабства раздробил,
Здесь, за длинный ряд столетий,
Был источник наших сил.
Здесь нашла свою препону
Поляков надменных рать;
Здесь пришлось Наполеону
Зыбкость счастья разгадать.
Здесь как было, так и ныне -
Сердце всей Руси святой,
Здесь стоят ее святыни
За кремлевскою стеной!
Здесь пути перекрестились
Ото всех шести морей,
Здесь великие учились -
Верить родине своей!
Расширяясь, возрастая,
Вся в дворцах и вся в садах,
Ты стоишь, Москва святая,
На своих семи холмах.
Ты стоишь, сияя златом
Необъятных куполов,
Над Востоком и Закатом
Зыбля зов колоколов!
Но наибольшее его внимание привлекают люди на улицах, в них - жизнь города, только благодаря им город - живой организм, без них он мертв, он - руины.
В городской толпе, такой привычной, такой знакомой, иногда раздражающей, чаще - незамечаемой, Брюсов увидел поэзию города, являющегося уменьшенным подобием Вселенной; там и там проходят люди неизвестно откуда и неизвестно куда, незнакомые друг с другом, каждый со своей жизнью и судьбой, неведомой стороннему наблюдателю, и потому таинственные и своей загадочностью и таинственностью прекрасные. Воображение поэта пытается разгадать их тайну. В стихотворении "Царица" Брюсов пишет:
С конки сошла она шагом богини...
Да! я провидел тебя в багрянице,
В золотой диадеме... Надменной царицей
Ты справляла триумф в покоренной столице...
Замечательно верным и точным прозрением только складывающегося тогда (написано в 1900 году) образа является стихотворение "Прохожей":
Она прошла и опьянила
Томящим сумраком духов
И быстрым взором оттенила
Возможность невозможных снов.
(Позже А.А. Блок найдет название этому образу - "Незнакомка".)
Образ Москвы у Брюсова - очень личный, очень эмоциональный. Он изображает современную ему Москву, размышления о ее исторической роли придут гораздо позже, уже в десятые года. В 1901 году Брюсов написал стихотворение "Каменщик", непосредственным поводом к его созданию послужил тот факт, что Брюсов, проезжая по Новослободской улице, увидел, что к Бутырской тюрьме пристраивают новый корпус. Но "Каменщик", отразив факт городской жизни, выразил в поэтической форме общественное настроение лет, предшествующих Первой русской революции 1905 года.
Наряду с выразительными и точными приметами внешнего облика Брюсов раскрыл и внутреннюю, историческую судьбу капиталистического города:
Ты, хитроумный, ты, упрямый,
Дворцы из золота воздвиг,
Поставил праздничные храмы
Для женщин, для картин, для книг;
Но сам скликаешь, непокорный,
На штурм своих дворцов - орду,
И шлешь вождей на митинг черный:
Безумье, Гордость и Нужду!..
Коварный змей с волшебным взглядом!
В порыве ярости слепой,
Ты нож, с своим смертельным ядом,
Сам подымаешь над собой.
* * *
Революция 1905-1907 годов, будучи действительно народной, пробудила творческие силы во всей стране. Ни одно из событий нашей истории не нашло такого широкого поэтического отклика в творчестве его современников, как это. Надежды и трагедии революции отозвались в поэзии. Тогда "музыка революции" звучала, не фальшивя.
В.В. Маяковский в автобиографии "Я - сам" вспоминает об этом времени: "Приехала сестра из Москвы. Восторженная. Тайком дала мне длинные бумажки. Нравилось: очень рискованно. Помню и сейчас. Первая:
Опомнись, товарищ, опомнись-ка, брат,
Скорей брось винтовку на землю.
И еще какое-то с окончанием:
...а не то путь иной -
к немцам с сыном, с женой и с мамашей...
(о царе).
Это была революция. Это было стихами. Стихи и революция как-то объединились в голове".
"Длинные бумажки", которые привезла сестра гимназисту Маяковскому, были революционными листовками.
В период революции художественная литература становится могучей силой, она оказывает воздействие на развитие событий, она вполне выполняет роль информатора, агитатора, интерпретатора событий, руководителя, знаменосца.
Писатель - если только он
Волна, а океан - Россия,
Не может быть не возмущен,
Когда возмущена стихия.
Это четверостишие Я.П. Полонского часто повторялось в те годы. Оно стало почти фольклорным. Его приписывали любимым революционным поэтам прошлого -Рылееву, Некрасову... Оно очень верно характеризовало самоощущение русского литератора, возросшего на свободолюбивых традициях прошлого, сострадающего угнетенному, чуткого к общественному движению. Литератор действительно чувствовал себя частицей возмущенной стихии.
"Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза", - писал тогда В.Я. Брюсов.
Все, что было в русской литературе передового и просто честного, присоединялось к общенародному движению. Подавляющее большинство русских литераторов сочувствовало революционной борьбе, и это нашло отражение в их творчестве.
Практически вся литература со всем многообразием ее тогдашних школ, направлений, групп - от реалистов горьковского "Знания" до символистов - оказалась в одном лагере.
Поэт-символист Эллис (Л.Л. Кобылинский), в квартире которого в 1905 году были устроены приют и "почта" для нелегальных, попал за это в "Бутырки". Потом он рассказывал, что, как только его привели в камеру, староста спросил, к какой он принадлежит партии, и Эллис ответил, что принадлежит к "единственной настоящей партии: к декадентской". На стене камеры висел листок со списком заключенных по политическим партиям: товарищи социал-демократы, большевики - такой-то, такой-то и общее число; товарищи социал-демократы, меньшевики; эсеры; максималисты-экспроприаторы и так далее, и в этот же список был внесен Эллис: "товарищ декадент - один".
Перечень литераторов, выступавших со своими произведениями о революции, если бы был составлен такой, выглядел бы еще более фантастичным, чем список обитателей Бутырской тюрьмы. К представителям различных политических партий и течений, литературных направлений и кружков тут еще надобно было бы прибавить бесконечное число религиозных сектантов, доморощенных философов, фантастов, социальных утопистов, проповедующих "свою "правду", свой рецепт спасения мира. Л.Н. Толстой в начале 1905 года предсказывал "усиление революционного движения... и духовный подъем". "Духовный подъем" действительно нарастал, он проявлялся, прежде всего, в росте жажды "правды" во всех слоях общества - и среди интеллигенции (об этом очень хорошо рассказал Андрей Белый), и среди простого народа. Поэтому каждая, даже в высшей степени путаная и наивная статья или выступление оратора находили себе жадно внимавших им читателей и слушателей, и часто - горячих приверженцев и последователей. Для того чтобы быть выслушанным и получить одобрение, требовалось лишь одно - быть противником правительства. А противниками были почти все. Конечно, правительственные круги тоже имели своих литераторов, которые также писали и издавали свои сочинения, но проводимые ими охранительные идеи не вызывали ни внимания, ни сочувствия. К тому же эта "литература" была безнадежно бесталанна, ее просто не замечали в те годы, и ее забыла история. Бесталанность, как одну из обязательных черт сторонников режима, отметил в 1905 году А.М. Горький, утверждая: "...Ни одного даровитого, даже ни одного просто приличного человека не выдвигает русское правительство на защиту своего дома". Поэтому в духовной, интеллектуальной жизни России эпохи Первой русской революции охранительная литература практически не играла никакой роли.
Главная