В галерее бульварных завсегдатаев предстают постоянные объекты сатиры - модницы:
О верьте мне, красавицы Москвы,
Блистательный ваш головной убор
Вскружить не в силах нашей головы.
Все платья, шляпы, букли ваши вздор.
Такой же вздор, какой твердите вы,
Когда идете здесь толпой комет,
А маменьки бегут за вами вслед.
Тема Отечественной войны 1812 года у Лермонтова также связана с Москвой. Интерес к событиям Отечественной войны возник у Лермонтова еще в детстве. Многое в Москве напоминало о ней. Среди родственников и знакомых Лермонтова было много участников этой войны. "Рассказы о пожаре Москвы, о Бородинском сражении, о Березине, о взятии Парижа были моею колыбельною песнью", - вспоминает А.И. Герцен. То же мог бы сказать о себе и Лермонтов. В юношеской драме "Странный человек" студенты, рассуждая о национальном самосознании, обращаются к эпохе Отечественной войны: "А разве мы не доказали в двенадцатом году, что мы русские? Такого примера не было от начала мира! Мы современники и вполне не понимаем великого пожара Москвы; мы не можем удивляться этому поступку; эта мысль, это чувство родилось вместе с русскими; мы должны гордиться, а оставить удивление потомкам и чужестранцам! Ура, господа! здоровье пожара Московского!"
"Бородино", "Два великана" - эти стихотворения вошли в классику литературы об Отечественной войне 1812 года.
В 1834 году Лермонтов, учась в Школе юнкеров, пишет сочинение "Панорама Москвы" - одно из лучших описаний Москвы в русской литературе.
"Москва не есть обыкновенный большой город, каких тысяча, - утверждает Лермонтов в "Панораме Москвы", - Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке... нет! у нее есть своя душа, своя жизнь. Как в древнем римском кладбище, каждый ее камень хранит надпись, начертанную временем и роком, надпись для толпы непонятную, но богатую, обильную мыслями, чувством и вдохновением для ученого, патриота и поэта!.. Как у океана, у нее есть свой язык, язык сильный, звучный, святой, молитвенный!.."
Далее Лермонтов описывает открывающийся с верхнего яруса Ивана Великого вид, называя московские достопримечательности: Марьину рощу, Воробьевы горы, Петровский дворец, Сухареву башню и многие, многие другие. Конечно, так детально, как описывает поэт, с колокольни их рассмотреть нельзя, но это описание говорит о том, что он знает эти места и постройки не по названию, видел их не только в общей панораме, а побывал там, и, наверное, не раз.
Пишет Лермонтов и о том, что площадь внизу видится ему огромным муравейником, где суетятся люди: "Кричат разносчики, суетятся булошники у пьедестала монумента, воздвигнутого Минину; гремят модные кареты, лепечут модные барыни... все так шумно, живо, непокойно!.."
Было ли это целью или получилось непроизвольно, но, как бы то ни было, "Панорама Москвы" своим литературным источником, видимо, имеет полежаевского "Ивана Великого". Как Полежаев говорит, что набат и звон знаменитой колокольни "всегда приятен патриоту", так и Лермонтов утверждает, что каждый камень древней Москвы "хранит надпись, начертанную временем и роком", "обильную мыслями, чувством и вдохновением для ученого, патриота и поэта!.." В этих произведениях общий сюжетный ход, те же исторические воспоминания, и в то же время это абсолютно разные вещи, разные по авторскому чувству, взгляду и целостной системе мышления.
Москва как образ, как символ встречается во многих произведениях Лермонтова, но, что гораздо важнее, у него очень отчетливо проявляется тот образ мироощущения, стиль жизни, которые традиционно называются московскими.
В романе "Герой нашего времени" о жизни Печорина до появления его на страницах романа не известно почти ничего; для художественного и идейного замысла автора отсутствие предыстории - оправданный прием; но, тем не менее, у Печорина не может не быть биографии, и мы находим ее в незаконченном романе Лермонтова "Княгиня Лиговская", являющемся как бы подступом к "Герою нашего времени".
"До 19-летнего возраста Печорин жил в Москве, - читаем мы в "Княгине Лиговской". - С детских лет он таскался из одного
пансиона в другой и наконец увенчал свои странствия вступлением в университет, согласно воле своей премудрой маменьки". Там же содержится и еще одна очень важная для понимания образа Печорина характеристика: "Суждения Жоржа в то время были резки, полны противуречий, хотя оригинальны, как вообще суждения молодых людей, воспитанных в Москве и привыкших без принуждения постороннего развивать свои мысли".
Изображение живой - "бунтарской" - московской души Лермонтов дал в образе купца Калашникова в "Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова". Время Ивана Грозного интересовало Лермонтова в том же плане, что и декабристов, и Пушкина; к этой эпохе он обращается в поэме "Боярин Орша":
Во время оно жил да был
В Москве боярин Михаил,
Прозваньем Орша. - Важный сан
Дал Орше Грозный Иоанн...
Но только в "Песне про царя Ивана Васильевича..." он нашел тот поворот темы, который дал возможность выразить свою трактовку эпохи и ее связь с современностью. Во время пребывания Лермонтова в университете в Москве широко обсуждалось случившееся тогда в Замоскворечье происшествие. Проживавший в Москве гусар тщетно ухаживал за приглянувшейся ему женой купца; потеряв надежду уговорить женщину, он похитил ее силой, когда она возвращалась из церкви. Купец отомстил за свое бесчестье - убил гусара, потом наложил на себя руки. Этот случай был известен Лермонтову, и он стал сюжетной основой "Песни...", в которой, как пишет Белинский, "поэт вошел в царство народности, как ее полный властелин, и, проникнувшись ее духом, слившись с нею, он показал только родство с нею, а не тождество".
Именно в этой поэме Лермонтов рисует эпическую и лирическую картину Москвы, которая вырастает до символа:
Над Москвой великой, златоглавою,
Над стеной кремлевской белокаменной
Из-за дальних лесов, из-за синих гор,
По тесовым кровелькам играючи,
Тучки серые разгоняючи,
Заря алая подымается;
Разметала кудри золотистые,
Умывается снегами рассыпчатыми,
Как красавица, глядя в зеркальце,
В небо чистое смотрит, улыбается.
Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?
На какой ты радости разыгралася?
Поэт и критик Аполлон Григорьев так изображает атмосферу тридцатых - сороковых годов: "Эпоха, над которой нависла тяжелой тучей другая, ей предшествовавшая, в которой отзывается какими-то зловеще-мрачными веяниями тогдашнее время в трагической участи Полежаева. Несмотря на бессознательность и безразличность восторгов, на какое-то беззаветное упоение поэзиею, на какую-то недюжинную веру в литературу, в воздухе осталось что-то мрачное и тревожное. Души настроены этим мрачным, тревожным и зловещим, и стихи Полежаева, игра Мочалова, варламов-ские звуки дают отзыв этому настройству". Поэзия самого Григорьева, выражает те же настроения: он описывает Москву, восхищается игрой Мочалова, музыкальный лад времени находит выражение в стихах о цыганском пении, ставших в свою очередь замечательными, до сих пор знаменитыми романсами: "Поговори хоть ты со мной, гитара семиструнная" и "Две гитары за стеной".
"Трагическое" ощущение времени Григорьевым не означало отказа от борьбы и от веры в будущее; в стихотворении "Когда колокола торжественно звучат" он пишет, что когда-нибудь в колоколе
...новгородская душа заговорит
Московской речью величавой...
И весело тогда на башнях и стенах
Народной вольности завеет красный стяг...
Главная