Полностью понятны эти строки читателю, который знает больше, чем в них написано: то, что Каллаш был рассеян, что присяжный поверенный Нос дружил с профессором Шенроком и обычно они всюду бывали вместе... В стихах Андрея Белого о Москве много частного, домашнего быта, наряду с Москвой - символом он остро ощущает прелесть обыденной жизни, радость от такого, казалось бы, обычного явления, как смена времен года, но и тут, когда жизнь устойчива, его душу радует множество милых мелочей, как, например, в описании московской весны:
Все подсохло. И почки уж есть.
Зацветут скоро ландыши, кашки.
Вот плывут облачка, как барашки.
Громче, громче, весенняя весть.
Я встревожен назойливым писком:
подоткнувшись, ворчливая Фекла,
нависая над улицей с риском,
протирает оконные стекла.
Тут известку счищают ножом...
Тут стаканчики с ядом... Тут вата...
Грудь апрельским восторгом объята.
Ветер пылью крутит за окном.
Окна настежь - и крик, разговоры,
и цветочный качается стебель,
и выходят на двор полотеры
босиком выколачивать мебель.
У Андрея Белого есть цикл стихотворений "Прежде и теперь", в который входят баллады, изображающие в стилизованных формах картины далекого XVIII века:
Блестящие ходят персоны,
повсюду фаянс и фарфор,
расписаны нежно плафоны,
музыка приветствует с хор...
и наряду с ними стихотворения - картинки современности (цитированное выше стихотворение "Весна" входит в этот цикл). Соединение этих стихов в один цикл неслучайно, их объединяет Москва - московские дома, мимо которых поэт ходит в университет, к знакомым, в редакции, которые связывают времена и вызывают видения прошлого: вот он проходит по Мертвому (названному, как утверждает наиболее распространенная версия, по фамилии домовладелицы XVIII века из аристократии Мертва-го) переулку возле Пречистенки:
Все спит в молчанье гулком.
За фонарем фонарь
Над Мертвым переулком
Колеблет свой янтарь.
Лишь со свечою дама
Покажется в окне: -
И световая рама
Проходит на стене.
Эта свеча и дама становятся поводом для фантазии: дама со свечою "припоминает молодость", грезит, что она "танцует менуэт".
А у Андрея Белого самые дорогие воспоминания были, как он писал в поэме "Первое свидание", таковы:
О, незабвенные прогулки,
О, незабвенные мечты,
Москвы кривые переулки...
В жизни, в писательской судьбе, в мировоззренческих поисках Андрея Белого сыграл очень большую роль Сергей Михайлович Соловьев, Сережа, его младший друг, племянник философа Владимира Соловьева, поэт, мистик, впоследствии принявший священнический сан. С ним вместе они ходили смотреть закаты, о нем писал Андрей Белый:
Высокий, бледный и сутулый,
Ты где, Сережа, милый брат;
Глаза - пророческие гулы,
Глаза, вперенные в закат:
Выходишь в Вечность... на Арбат;
Бывало: бродишь ты без речи;
И мне ясней слышна, видна:
Арбата юная весна...
Уже юношеские стихи Сергея Соловьева обратили на себя внимание своей оригинальностью: "Первые стихи С. Соловьева, появившиеся в печати года четыре тому назад, - писал В. Брюсов в рецензии на сборник "Цветы и ладан" (1907 г.), - заставили признать в нем одну из лучших надежд нашей молодой поэзии. Мастерство и обдуманность стиха и серьезное отношение к задачам поэта - вот особенности, выделяющие С. Соловьева из рядов его сверстников".
Творчество Сергея Соловьева с самого начала соединило в себе две темы: отображение и восторженное воспевание молодой, исполненной сил, здоровья и радости, обычной студенческой жизни: с влюбленностями, дружбами, увлечениями музыкой, живописью, прогулками, шутками, веселыми мистификациями и в то же время погружением в религию, обращение к сюжетам и образам, как отметил Брюсов, "из сферы христианской мистики". Эти две стороны творчества С. Соловьева проявились и в его стихах о Москве.
Во второй книге стихов С. Соловьева "Апрель" (1910 г.) В. Брюсов выделяет ряд стихотворений: "Удачными кажутся нам в книге также те страницы, где С. Соловьев старается быть поэтом-реалистом, зарисовывает картины природы и виденные им образы. В таких стихах у него, вместо обычной надуманности и риторичности, острая наблюдательность и меткость речи".
Одно из стихотворений "Татьянин день" - блестящее, "плотское", радостное описание этого самого московского праздника студенческой молодежи.
Татьянин день! знакомые, кузины -
Объехать всех обязан я, хоть плачь.
К цирульнику сначала, в магазины
Несет меня плющихинский лихач.
Повсюду - шум, повсюду - именины,
Туда-сюда несутся сани вскачь,
И в честь академической богини
Сияет солнце, серебрится иней.
Сергей Соловьев любовно выписывает облик московской улицы, с деталями и всем известными конкретными ориентирами, а в Москве начала века для москвичей такими ориентирами зачастую были бесчисленные лавки и магазины, куда они в повседневной жизни ходили ежедневно. Поэт перечисляет их: книжные магазины "Товарищества М.О. Вольф" и Готье, парикмахерская "Теодор и Мишель", ювелирный магазин "Шанкс Джемс и К°", парфюмерный "Ралле А и К°", художественный "Дациаро И. и Д.", упоминает большой рекламный щит технической конторы "Л.Ф. Пло"...
...Уж наступил июль. Москва давно пуста,
И сам Кузнецкий Мост притих и стал безлюден.
Как это все иным казалось в феврале:
И Вольф, и Теодор, и Шанкс, и Дациаро,
И ты, свидетель тайн, наперсник мой, Ралле,
Кого не в первый раз поет моя кифара.
Я замедляю шаг в невольном забытье:
У памятника, здесь, на месте этом самом...
Но, овладев собой, иду к Готье,
Где в самый зной свежо и пахнет книжным хламом...
Но дальше, дальше в путь. Как душно и тепло!
Вот и Мясницкая. Здесь каждый дом - поэма,
Здесь все мне дорого: и эта надпись Пло,
И царственный почтамт, и угол у Эйнема...
Находясь далеко от Москвы, на Кавказе, Сергей Соловьев пишет оттуда стихотворение "Письмо", и в нем есть строки:
И, бросив царственный Кавказ,
Мечта летит на Мост Кузнецкий...
Но, описывая с такой любовью все эти бытовые подробности, Сергей Соловьев не утрачивает общего и видит в Москве духовный символ России:
Не замолкнут о тебе витии,
Лиры о тебе не замолчат,
Озлащенный солнцем Византии,
Третий Рим, обетованный град.
Не в тебе ль начало царской славы. -
Благочестьем осиявший мир,
Семихолмный и золотоглавый,
Полный благовеста и стихир.
И эта духовная, православная Москва для поэта воплощается в образе Московской Царевны, одной из тех, которые "чистые, как крины, веры возращали семена".
Звон к вечерне. Вечер.
Поздно. Розовеют гребни льда,
И горит зарей морозной
Обагренная слюда.