В поэзии Блока нет таких конкретных, детальных бытовых черт Москвы, как у Андрея Белого и Сергея Соловьева. У него с Москвой связано определенное настроение юности, радости, чистоты - "восторг души первоначальный", оно, это настроение, запечатлено в нескольких стихотворениях, в ряде высказываний. Именно в "небольшом московском кружке молодых поэтов" получили первое признание стихи Блока; опубликовать первую большую подборку стихотворений ему предложил в своем альманахе "Северные цветы" Брюсов; первая книга Блока "Стихи о Прекрасной Даме" вышла также в Москве. Узнав о предложении Брюсова (с которым он тогда еще не был знаком лично) напечатать его стихи в "Северных цветах", Блок пишет М.С. Соловьеву (отцу поэта С.М. Соловьева): "Ваше известие о Брюсове... обрадовало нас с мамой очень сильно. Еще раз благодарю Вас за все это. Мне лично тут еще, кроме всего другого, особенно важно, что мои стихи будут помещены в московском сборнике - оттого, что Ваша Москва чистая, белая, древняя, и я это чувствую с каждым новым петербургским вывертом Мережковских".
Однако связь Блока с московской землей не только в том, что на ней он обрел признание, эта связь более органична: с ней связано становление его как поэта, она даровала ему вдохновение. Под Москвой находилось имение его деда Шахматово, в котором Блок жил в летние месяцы. В анкете 1897 года на вопрос "Место, где я хотел бы жить" он ответил: "Шахматово". В 1907 году среди "главных факторов творчества и жизни" он называет "прекрасную природу Московской губернии". В Шахматове задуманы и начаты такие значительные произведения, как "Россия", "На поле Куликовом", "На железной дороге", "Возмездие" и другие; шахматовские впечатления и настроения составляют главную часть "Стихов о Прекрасной Даме". "Здесь, в окрестностях Шахматова, - свидетельствует Андрей Белый, - что-то есть от поэзии Блока; и - даже: быть может, поэзия эта воистину шахматовская, взятая из окрестностей... Я описываю окрестности Шахматова, потому что в поэзии Блока отчетливо отразились они - и в "Нечаянной Радости" и в "Стихах о Прекрасной Даме", мне кажется: знаю я место, где молча стояла "Она", "устремившая руки в зенит"... и кажется, что гора, над которой "Она" оживала, - вот та:
Ты живешь над высокой горой.
Гора та - за рощицей, где бывает закат, куда мчалися искры поэзии Блока; дорога, которой шел "нищий", - по битому камню ее узнаю ("Битый камень лег по косогорам, скудной глины желтые пласты"), то - шоссе меж Москвою и Клином... в этих пестрых лугах и лесах, среди этих цветов - продолжение "рабочего кабинета"; да, шахматовские закаты - вот письменный стол его; великолепнейшие кусты, средь которых мы шли, сплошь усеянные пурпуровыми цветами шиповника, - были естественным стилем его пурпуреющих строчек:
Я люблю тебя, панна моя,
Беззаботная юность моя,
И прозрачная нежность Кремля
В это утро - как прелесть твоя".
Эти строки, написанные Блоком в 1909 году, говорят о том, что его восприятие Москвы с годами оставалось прежним.
* * *
Творчество поэтов, чью жизненную судьбу пересекла революция 1917 года до того, как они прошли в своем развитии свою высшую ступень, как правило, резко в принципиально делится на творчество до революции и после нее. Здесь не имеется в виду приспособленчество стихоплетов, а закономерные и неизбежные у настоящих поэтов духовные, мировоззренческие и эстетические перемены, определяемые новыми чертами и обстоятельствами действительности, что составляет основу творчества.
Даже в творчестве таких крупных поэтов, как В.В. Маяковский и М.И. Цветаева, между дореволюционными и послереволюционными их произведениями больше различия, чем общего.
Поэтический мир Марины Цветаевой в высшей степени субъективен, внешние впечатления, пройдя через ее сознание, не столько влияли на него, сколько сами окрашивались им.
В автобиографических очерках "Дом у Старого Пимена", "Рождение музея", "Пленный дух" и других Марина Цветаева дает зарисовки, приближающиеся по своему характеру к мемуарной прозе Андрея Белого; в них много быта, деталей, но в стихах у нее другая Москва: город - символ, город - образ, город - душевное состояние, город - мистическое чудо.
У меня в Москве - купола горят,
У меня в Москве - колокола звонят.
Светлое золото - символ радости и счастья, колокольный звон - символ полета, возвышенности душевной - такой приняла Марина Цветаева Москву в свой поэтический мир, и потому, утверждает она:
В дивном граде сем,
В мирном граде сем,
Где и мертвой мне
Будет радостно.
Идея о Москве, как общенациональном городе, также близка ей, но также своеобразно осмыслена:
Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси - бездомный.
Мы все к тебе придем.
Уехав из России, издалека, из-за границы она взывает - молится в тоске:
Точно жизнь мою угнали
По стальной версте -
В сиром мороке - две дали...
(Поклонись Москве!)
О.Э. Мандельштаму, петербуржцу, Москву "дарила" Марина Цветаева:
Из рук моих - нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат,
и он увидел Москву ее глазами, почувствовал ее ощущением. У нее в Москве "на морозе Флоренцией пахнет вдруг", у него "Успенье нежное - Флоренция в Москве"; у нее - "Провожай же меня, весь московский сброд, юродивый, воровской, хлыстовский!", у него -
О, этот воздух, смутой пьяный,
На черной площади Кремля...
В.Б. Шкловский в одном из своих выступлений сказал о Маяковском в Москве: "Он ненавидел и любил этот город". Это противоречивое и неразделимое в своем единстве чувство присутствует во всех дореволюционных стихотворениях Маяковского, посвященных Москве. Собственно говоря, любовь и ненависть, раздирающие ум и сердце поэта, - это поэтическое мировоззрение дореволюционного Маяковского, придающее его тогдашнему творчеству ярко выраженный оттенок трагичности.
В Москве Маяковский стал поэтом. Первые стихотворения он написал, еще учась в гимназии, но затем писать "бросил вовсе", потом была революционная работа - пропагандистом РСДРП(б), арест, сиденье в Бутырской тюрьме (там опять пробовал писать стихи, и снова они его не удовлетворили), ученье в Училище живописи, ваяния и зодчества - и наконец весной 1912 года совершилось знаменательное событие, о котором Маяковский рассказывает в автобиографии "Я - сам": "Днем у меня вышло стихотворение. Вернее - куски. Плохие. Нигде не напечатаны. Ночь. Сретенский бульвар. Читаю строки Бурлюку. Прибавляю - это один мой знакомый. Давид остановился. Осмотрел меня. Рявкнул: "Да это же ж вы сами написали! Да вы же ж гениальный поэт!" Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом".
Маяковский шел в литературу с желанием ""делать" социалистическое искусство", шел с уже определившейся ненавистью к буржуазному миру. Неудовлетворенность собственными предыдущими литературными опытами была вызвана тем, что то, что он хотел высказать, не укладывалось в традиционные формы поэзии, не могло быть выражено и средствами новой поэтики символизма, получалось, как пишет сам Маяковский, "ходульно и ревплаксиво". Занятия живописью, знакомство с работами "левых" художников, ищущих новые формы выразительности и образности, помогли ему найти свою поэтику.
Главная