Москва в дореволюционной поэзии Маяковского предстает капиталистическим, технизированным городом со всеми его социальными противоречиями, с жестокой эксплуатацией, с сияющими рекламами, с изобилием товаров и с голодными, не имеющими средств приобрести их, с проституцией - город праздничный, манящий и в то же время мрачный, жестокий, отталкивающий.
Стихи Маяковского о Москве заставляют вспомнить стихи Брюсова на ту же тему: у Маяковского так же, как и у Брюсова, изображается уличная жизнь, уличная толпа, уличный пейзаж. Но изображается новая жизнь и новыми красками.
Образность Маяковского идет от "левой" живописи: цвет, форма, деформированная ради того, чтобы подчеркнуть какую-то существенную для художника деталь, являются и основными средствами Маяковского. Вот, например, какой красочной и явно кубистической картиной изображен закат солнца и наступление ночи:
Багровый и белый отброшен и скомкан,
в зеленый бросал горстями дукаты,
а черным ладоням сбежавшихся окон
раздали горящие желтые карты.
Вывесочные натюрморты А.В. Куприна, А.В. Шевченко, московские пейзажи И.И. Машкова, А.В. Лентулова - точная изобразительная параллель к стихам Маяковского о Москве.
Предреволюционное "левое" искусство своим разрушением формы отразило трагическое ощущение совершающегося разрушения общественного строя, неестественности существующих в нем отношений, и этим оно было близко Маяковскому. Но он, рисуя странный и страшный, фантасмагорический облик капиталистического города, предсказывал и его близкий конец:
Где глаз людей обрывается куцый,
главой голодных орд,
в терновом венце революций
грядет шестнадцатый год.
26 февраля 1917 года восставший народ сверг царя, кончились века самодержавия.
Москва первых дней Февральской революции очень напоминала Москву 1905 года, когда москвичи впервые познали ощущение свободы: та же радость, то же ликование, те же надежды на будущее. Об этой Москве, взволнованной, кипящей, о ее улицах, переполненных народом, митингующим под красными знаменами и о чувствах, которые испытывали москвичи и он сам в эти последние дни февраля 1917 года, писал В.Я. Брюсов в стихотворении "На улицах":
На улицах красные флаги,
И красные банты в петлице,
И праздник ликующих толп;
И кажется: властные маги
Простерли над сонной столицей
Туман из таинственных колб.
Но нет! То не лживые чары,
Не призрак, мелькающий мимо,
Готовый рассеяться вмиг!
То мир, осужденный и старый,
Исчез, словно облако дыма,
И новый в сиянье возник!
Все новое - странно-привычно:
И слитые с нами солдаты,
И всюду алеющий цвет,
И в толпах, над бурей столичной,
Кричащие эти плакаты, -
Народной победе привет!
Те поняли, те угадали...
Не трудно учиться науке,
Что значит быть вольной страной!
Недавнее кануло в дали,
И все, после долгой разлуки,
Как будто вернулись домой...
Колышутся красные флаги...
Чу! колокол мерно удары
К служенью свободному льет...
Нет! То не коварные маги
Развеяли тайные чары:
То ожил державный народ!
В этом стихотворении Брюсов говорит о Тверской улице и Страстной площади. Колокольный звон, о котором он пишет, это звон колоколов Страстного монастыря. Тогда бесконечный, беспрерывный митинг бурлил вокруг памятника Пушкину на Тверском бульваре. Памятник и деревья вокруг него, по воспоминаниям современников, украшали красными бантами и флагами, красный цвет заполнял все вокруг.
Художник-кубист А. Лентулов пишет в эти дни картину "Тверской бульвар. Страстной монастырь" - яркую, многоцветную, мозаичную. В пересечении углов и плоскостей не сразу поймешь, что на ней изображено, прежде всего в глаза бросается праздничное многоцветие красок, в котором основной тон создает красный цвет. Но, приглядевшись, увидишь и памятник Пушкину, и деревья, и людей.
Однако Брюсов в светлой радости Февральской революции интуицией поэта очень скоро почувствовал содержащуюся в ней будущую трагедию, и неделю спустя он пишет грустное и суровое к себе и эпохе провидческое стихотворение "В мартовские дни". Оно датировано 3 марта 1917 года.
Мне жалко, что сегодня мне не пятнадцать лет,
Что я не мальчик дерзкий, мечтательный поэт,
Что мне не светит в слове его начальный свет!
Ах, как я ликовал бы, по-детски опьянен,
Встречая этот праздник, ступень иных времен,
Под плеском красных флагов - увенчанных знамен!
Пусть радостью разумной мечта моя полна,
Но в чувстве углубленном нет пьяности вина,
Оно - не шторм весенний, в нем глубина - ясна...
Приветствую Свободу... Чего ж еще хотеть!
Но в золотое слово влита, я знаю, медь:
Оно, звуча, не может, как прежде мне звенеть!
Приветствую Победу... Свершился приговор...
Но, знаю, не окончен веков упорный спор.
И где-то близко рыщет, прикрыв зрачки, Раздор...
И втайне жаль, что ныне мне не пятнадцать лет,
Чтоб славить безраздумно, как юноша-поэт,
Мельканье красных флагов и красный, красный цвет!
Этими стихами можно завершить рассказ о дореволюционной части поэтической летописи Москвы. Сама же поэтическая летопись продолжалась и после Февраля, не прерывается и сейчас. Летописцы и поэты в любые времена и при любых обстоятельствах не прекращают своего труда...
Главная