Тогда, свирепствуя, жестокие тираны
Ударили везде в набат и в барабаны.
Светило вешних дней, оставя высоту,
Девятого часа скрывало красоту.
Внезапно в ужасе Москва зрит изумленна
Оружие на Кремль спешаще и знамена.
Колеса тяжкие под пушками скрыпят,
Глаза отчаянных кровавые горят.
Лишь дому царского, что должны чтить, достигли,
Как звери дикие, рыкание воздвигли:
"На месть спешите нам Нарышкиных отдать,
Или мы станем всех бить, грабить и терзать".
...Царица, мать моя, прошением бояр
Для утоления всеобщия напасти,
Презрев толь близкий рок, презрев горящи страсти,
Выводит нас с собой на Красное крыльцо.
Опасность, слезы, гнев покрыл ее лицо;
И брата, и меня злодеям показала
И, чтоб спокоились, со властью увещала.
...На сродников моих направлен был их рыск.
Внезапно большей шум сердца в нас утесняет:
В злодейственных руках Нарышкин возрыдает.
Не мог его закрыть и жертвенник святый:
Летит на копия, повержен с высоты. <...>
Коль много после них невинно пострадали;
С царицыных очей злодеи дерзко брали,
На беззаконную влекли бесчестно казнь!
Скончался лютый день, осталася боязнь.
Далее Ломоносов описывает, как беззаконный, поднятый обманутыми Софьей стрельцами мятеж после кровавой расправы над беззащитным человеком превратился в самый обычный разбой.
По граду из Кремля рассыпался мятеж:
В рядах, в домах, в церьквах насильство и грабеж.
Там жадность с наглостью на зло соединились
И к расхищению богатства устремились.
Презрение святынь, позор почтенных лиц,
Укоры знатных жен, ругательства девиц,
Лишение всего богатства превышали.
В сердцах правдивых стыд превсходит все печали.
Рассказ о стрелецком бунте в поэме "Петр Великий" представляет собой художественное произведение на историческую тему. Работая над ним, Ломоносов пользовался историческими документами, из них он взял фактическую основу рассказа, а дух, живость, многие бытовые детали рассказа - обязаны его творческому поэтическому воображению. Воображение же основывалось на хорошем знании Москвы и любви к ней. В мыслях же Ломоносов к Москве, видимо, обращался постоянно. Любопытно, что в "Российской грамматике" - работе 1757 года - в придуманных им самим примерах к тому или иному правилу чаще всего говорится о Москве: как "наименования населенных мест" приводятся Серпухов, Преображенское, Тушино, Клин, Можайск, Верея; "имена улиц": "живет на Покровке, гульбище на Трех горах, на Девичьем поле", к употреблению предлога "у" приведены в пример названия московских церквей: "у Ильи Пророка на Воронцовом поле, у Успенья на Покровке, у Николая Подкопая", к предлогу "через": "предприять свой путь в Казань через Москву" и т.д.
Ломоносов жил в Москве, облик которой не очень изменился со времени стрелецкого бунта, так что ему только оставалось хорошо известные ему "улицы, торги и ворота" заполнить стрельцами. Дух мятежа и неуверенности Ломоносов тоже мог представить, опираясь на собственные воспоминания: он пришел в Москву в конце 1730 - начале 1731 года, когда утверждалась на российском престоле императрица Анна Иоанновна, когда в Москве еще кипели страсти, не все противники новой императрицы были обезврежены и еще чувствовалась атмосфера заговора.
В творчестве трех первых крупнейших деятелей новой русской поэзии к середине XVIII века уже определились основные направления, по которым русская поэзия создавала и создает поэтический образ Москвы. "Приветство" Симеона Полоцкого открывает собой ряд описаний архитектурных и исторических памятников, в его же произведениях впервые прозвучала и пафосная здравица в честь Москвы. Антиох Кантемир - первым обратил внимание на московский современный быт и описал его в поэтическом произведении. Рассказом о стрелецком бунте 1682 года в поэме М.В. Ломоносова "Петр Великий" начинается плодотворное воплощение в поэзии исторического прошлого Москвы.
* * *
Петр 1 перенес столицу империи в Петербург. Москва, вынужденная уступить новому городу административную роль, все же продолжала оставаться символом России и ее духовной столицей. Сто лет спустя, в Отечественную войну 1812 года, это проявилось особенно ярко. Неправильно было бы утверждать, что Москва - это русский город, а Петербург - не русский. Нет, Петербург такой же русский, как и Москва, и даже очень русский, но в нем нашли свое воплощение и получили развитие те черты русской национальной жизни и русского характера, которые в Москве не имели для этого таких благоприятных условий. Взять хотя бы творчество Некрасова и Достоевского - писателей в высшей степени национальных, которых невозможно представить вне Петербурга.
В невольном противостоянии с Петербургом в Москве в течение всего XVIII века складывался, выявлялся, а выявившись, лелеялся и подчеркивался особый "московский" быт, обрисовывался "московский" характер, достигнув в первой четверти XIX века такой определенности, что Грибоедов в "Горе от ума" мог утверждать как истину, ни у кого не вызывающую возражения: "На всех московских есть особый отпечаток".