Цензор, запретивший печатать поэму "Поправка обстоятельств, или Женитьба майора", пересказывает ее содержание так: "В этом стихотворении представляется в грустном виде положение военного человека, судьба которого зависит от произвола и личного взгляда начальника, который за малейшую и не заслуживающую внимания ошибку может лишить насущного хлеба своего подчиненного, употребившего большую часть жизни на военную службу и уже неспособного ни к какому делу". В поэме Федотов описывает размышления пустого и глуповатого бурбона, который перед неминуемой отставкой перебирает различные должности и примеряется к одной из них: служить в статской - можно брать взятки и залезть в казну, но можно и попасться; можно заняться торговлей, но прогоришь; даже к священническому сану присматривался, и в конце концов из всех способов разбогатеть он выбирает простейший - жениться на богатой купеческой дочке. Больше он действительно ни на что не годен.
Поэма была написана как литературное произведение, а лишь затем Федотов приступает к картине "Сватовство майора".
Поэма Федотова распространилась в рукописных списках. Об ее широком распространении сообщают современники, ее читали и в Петербурге, и в Москве, и в провинции, помнили ее и много лет спустя. В. Апушкин, автор статьи "Федотов-поэт", напечатанной в 1902 году, пишет: "Если вы жили в провинции, если вы знавали там старых офицеров времен венгерского похода, кавказской или крымской войны, вы, без сомнения, наталкивались на таких, которые наизусть читали вам длинную федотовскую поэму "Поправка обстоятельств, или Женитьба майора". Вы слушали их своеобразную декламацию, и слушали с благоговением, потому что видели, как тени прошлого пробегали по их старческим лицам, как образы их юности и молодости вставали в их памяти под магической силой федотовских стихов. Они любили их".
В Петербурге круг знакомств Федотова включает в себя художников и писателей. Он был близок к редакции "Современника", знаком с Шевченко, Некрасовым, Достоевским и другими. Особенно он любил И.А. Крылова, от него он, по воспоминаниям, получил "поощрительный отзыв и благословение на чин народного нравоописателя".
В 1850 году Федотов привозил свои картины в Москву. "Мои картины производят фурор, - пишет он приятелю в Петербург, - и мы здесь помышляем устроить маленькую выставку из моих эскизов и конченых работ. Новым знакомствам и самым радостным теплым беседам нет конца. Каюсь здесь, кстати, в одном прегрешении: моя стихотворная безделушка ходит по рукам, и меня часто заставляют ее читать".
Федотов бывает в салоне Е.П. Ростопчиной, знакомится с московскими писателями, в разных домах демонстрирует картины, читает стихи. Профессор Московского университета И.М. Снегирев записывает в дневнике: "24/11-1850. На вечере был у С.П. Шевырева, где Островский читал свою оригинальную комедию "Банкрот", Федотов казал свою картину "Сватовство майора к купеческой дочке" с объяснениями в стихах... Там были профес-соры: Армфельд, Соловьев, Грановский, Варвинский, Погодин, кроме того, Свербеев, Хомяков, Буслаев, Кошелев, Меншиков, несколько студентов..." Кроме того, Федотов бывал у Ф.Н. Глинки, П.Я. Чаадаева, А.П. Ермолова.
Стихи, которыми Федотов сопровождал показ картины, не были той поэмой, о которой шла речь выше, для чтения перед картиной им был написан раёшник, касающийся одной-единственной сцены, изображенной на картине.
Начинается раёшник Федотова, как и положено, призывом к "честным господам" посмотреть, как некие люди, когда "сами работать ленятся, так на богатых женятся", и далее автор переходит к объяснению изображенного на картине:
Вот купецкий дом, -
Всего довольно в нем,
Только толку нет ни в чем:
Одно пахнет деревней,
А другое харчевней.
Федотов представляет персонажи картины, первым - хозяина:
Вот сам хозяин-купец,
Денег полон ларец;
Есть что пить и что есть...
Уж чего ж бы еще?
Да взманила, вишь, честь:
"Не хочу, вишь, зятька с бородою!
И своя борода - Мне лихая беда.
На улице всякий толкает,
А чуть-чуть под хмельком,
Да пойди-ка пешком вечерком,
Глядь! - очутишься в будке,
Прометешь потом улицу сутки.
А в густых-то будь зять -
Не посмеют нас взять...
Мне, по крайности, дай хоть майора".
Желание купца было не так уж несбыточно, поскольку в Москве, как заметил еще Филимонов, обитали "толпы майоров отставных". Далее следуют хозяйка в платочке и сама невеста в наряде, взятом лишь вчера напрокат у француженки:
Дочка в жизнь в первый раз,
Как боярышня у нас,
Ни простуды не боясь,
Ни мужчин не страшась,
Плечи выставила напоказ.
Шейка чиста, Да без креста.
Но чувствует себя невеста не в своей тарелке:
Не найдет сдуру места:
"Мужчина чужой!
Ой, срам-то какой!
Никогда с ними я не бывала..."
И среди всей этой суматохи уверенно чувствует себя лишь один человек - жених:
И вот извольте посмотреть,
Как в другой горнице
Грозит ястреб горлице, -
Как майор толстый, бравый,
Карман дырявый,
Крутит свой ус:
"Я, дескать, до денежек доберусь!"
Драматург А.Н. Островский по справедливости признан лучшим изобразителем быта московского купечества. Но, говоря об Островском, как-то обычно забывают, что он обладал и талантом поэта: ряд его пьес, в том числе одна из самых лучших и известных - "Снегурочка" - написаны стихами. Писал Островский и просто стихи; правда, до нас дошло их немного, и среди них стихотворение "З.Ф.К-ъ" - описание бала также в купеческом доме, но уже более цивилизованном, чем изображенный Федотовым.
Женский пол совсем воздушен
И одет голо...
И отважно и небрежно
Юноши глядят.
И за дочками прилежно,
Проницательно и нежно
Маменьки глядят...
Вальс в купчихах неуместно
Будит жар в крови,
Душно, весело и тесно,
Кавалеры повсеместно
Ищут визави.
Это описание вызывает в памяти монолог Лидочки из "Свои люди - сочтемся": "Какое приятное занятие эти танцы! Ведь уж как хорошо! Что может быть восхитительнее? Приедешь в Собранье али к кому на свадьбу, сидишь, натурально, - вся в цветах, разодета, как игрушка али картинка журнальная, - вдруг подлетает кавалер: "Удостойте счастия, сударыня!" Ну, видишь: если человек с понятием али армейской какой - возьмешь да и прищуришься, отвечаешь: "Извольте, с удовольствием!" Ах! оча-ро-ва-тель-но! Это просто уму непостижимо!"
В 1858 году в Москве вышел сборник стихотворений М.А. Дмитриева "Московские элегии". Открывало сборник следующее небольшое авторское предисловие: "Некоторые из этих элегий были напечатаны в "Москвитянине". Признаюсь, я теперь сожалею, что печатал их порознь, ибо они только вместе могут иметь некоторое значение, как собрание небольших картинок Москвы и замечаний о ней, составляющих нечто разнообразное и целое. Порознь же иная картинка, иная мысль могут показаться странными и возбудить вопрос: почему автор выбрал такой-то предмет, иногда мелочной, между обширными предметами, представляемыми древней столицей? Почему пришла ему такая-то мысль, когда история и современность Москвы могли возбудить нечто выше и занимательнее? - Итак, только все вместе, эти элегии могут представить нечто целое и разнообразное. Я назвал бы их даже: "Москва и Москвичи", если бы этого названия не употребил уже Загоскин. С тех пор, как писаны эти элегии, многое изменилось в Москве, особенно в убеждениях и направлении мнений. И потому прошу читателей обращать иногда внимание на годы, которые поставлены под каждой элегией".
Главная