Самая известная из мемориальных досок тех лет - "Павшим в борьбе за мир и братство народов", исполненная скульптором С. Т. Коненковым, была открыта 7 ноября 1918 года на стене Сенатской башни Кремля и посвящена памяти павших борцов октябрьской революции.
В постановлении Совета Народных Комиссаров от 17 июля 1918 года было записано: "Обратить особое внимание Народного Комиссариата по просвещению на желательность постановки памятников павшим героям Октябрьской Революции и, в частности в Москве, сооружения кроме памятников барельефа на кремлевской стене, в месте их погребения"77. На создание этой работы Московский Совет объявил открытый конкурс, в результате которого победу одержал проект Коненкова.
Барельеф, составленный из 49 кусков подкрашенного цемента, представлял собой изображение крылатого Гения Победы с красным знаменем в правой руке и зеленой пальмовой ветвью (символом бессмертия) - в левой. У ног его, перевитые траурной лентой, разбросаны поломанные сабли и ружья; за плечами - восходящее солнце, лучи которого составлены из слов "Октябрьская 1917 Революция".
Оттолкнувшись от задачи увековечения памяти конкретных людей, погибших в Москве во время октябрьского вооруженного восстания, Коненков в символической форме попытался воплотить идею глобального, космического значения - победу мира над войной, добра над злом.
Выбор художественного решения был несоразмерен задаче. Образ Революции оказался настолько отвлеченным, что автор не избежал необходимости текстовых пояснений. Содержательно эта работа близка символико - аллегорическим исканиям модерна; по стилю же она восходит к традиционным для русского народного искусства приемам декоративной полихромии, наивной сказочности образа, плоскостности, неправильности перспективы и пропорций. В целом художественный язык произведения можно охарактеризовать как язык примитива.
Мемориальная доска "Павшим в борьбе..." сама по себе, а тем более в композиционной связи с ансамблем Красной площади, на фоне кремлевской стены, производила двойственное впечатление. В то время она получила хорошие отзывы критики. "Произведение Коненкова, - писала "Правда" 21 сентября 1918 года в связи с итогами конкурса, - вполне соответствует тому месту, где оно будет помещено: 1. Как цветное, оно побеждает тот постоянный серый полумрак, который царит в этом месте из-за положения стены к солнцу; 2. Т. к. доска может быть повешена достаточно высоко и, благодаря своим краскам, будет видна издали; 3. По своему внешнему виду она будет вполне гармонировать со всей площадью, где находится многоцветный собор Василия Блаженного, золото куполов и крашеная черепица башен. Отличаясь своею темою, по художественной конструкции (торжественность, стройность низкого рельефа, красочность) она родственна хорошим старорусским иконам, почему естественна и связывается со всей окружающей обстановкой Кремля"78. Несмотря на недолговечность материала и на то немаловажное политическое обстоятельство, что Ленина ее художественная концепция не вполне удовлетворяла79, доска находилась на своем месте до 1948 года. И в то же время нельзя не отметить диссонанса, который вносило это пестрое и дробное по компоновке пятно в строгий и стройный облик Красной площади. Изысканность древнерусской архитектуры сопоставлялась со стилевой упрощенностью лубка. Этот диссонанс, когда на Красной площади появилось еще одно коненковское произведение, стал настолько выраженным, что судьба последнего была предрешена80.
С творчеством С. Т. Коненкова было связано целое особое направление русской пластики начала XX века, соединившее в себе как традиции русского искусства и его национальное своеобразие, так и следование античным образцам при ориентации, однако, не на классический эталон, но на примитивизм архаики. Поиски нового монументально-декоративного стиля на этой основе не дали сколько-нибудь значительных результатов. Примером тому, помимо рассмотренной мемориальной доски, может служить памятник Степану Разину "с ватагою", установленный в мае 1919 года на Красной площади у Лобного места. Аллегорическая условность образного решения сочеталась в нем с наивной лубочной конкретностью: по существу, скульптурная группа представляла собой пластический эквивалент фабулы известной народной песни "Из-за острова на стрежень...".
Выполненные в дереве фигуры Разина, его товарищей и персидской княжны - геометризованные по формам, непропорциональные, грубо обработанные и аляповато раскрашенные, по стилю напоминают народную деревянную игрушку.
Безусловно, при всех своих чисто художественных недостатках работа Коненкова несла в себе здоровый эпатирующий заряд отрицания старого в искусстве, поиска новых форм путем возвращения к традиционным народным основам; в ней присутствует то неотразимое романтическое обаяние примитива, которое всегда вызывает благосклонность даже самой суровой критики. "Произведение, несомненно, самое значительное и яркое из всего, что было создано в революционную эпоху, осталось неоцененным, - писал искусствовед В. Н. Терновец. - Пусть группа проигрывала на Красной площади - в стенах мастерской и позже, в комнатах музея, она захватывает своей эпической мощью. Лица Разина и его товарищей дышат ширью Волги, жаждой приволья, разбоя и удали. Скованность поз, еле намеченные резцом складки одежды - дерево раскрашено в живопись, несет здесь функции скульптуры, - все, - дышит величавой простотой и красочностью, которой богата народная жизнь"81.
Вскоре памятник был снят, и не только потому, что явно нарушал своим обликом цельность восприятия ансамбля Красной площади, но и потому, что не соответствовал основной задаче мемориального сооружения и не отвечал целям монументальной пропаганды, показывая крестьянского вождя не как историческую личность, но как героя народного эпоса, сказочный, былинный образ.
Революционная романтика и желание передать преобразовательный
пафос наступившей новой эпохи побуждали авторов к различным стилистическим экспериментам,
поискам пластического языка, не характерного для русской скульптурной традиции.
Н. А. Андреев создает колоссальную голову Ж. Ж. Дантона, которая 2 февраля
1919 года была установлена на площади Революции. Лейтмотивом образа, безусловно,
послужила идея преемственности духа Великой французской революции. Но, безупречное
с идеологической точки зрения, это произведение оказалось не просто неудачным,
но антихудожественным. Обработанная жесткими "рублеными" плоскостями, почти
квадратная голова напоминала маску чудовищного механического монстра. Вскоре
по постановлению Моссовета памятник был снят.
Главная